Читать книгу "Волхвы - Всеволод Соловьев"

Такое же точно объяснение придала этой болезни и государыня. Она знала Елену еще ребенком, восхищалась ее быстро развивающейся красотою. Ей вовсе не нравился внезапно решенный брак прелестного ребенка с немецким дипломатом, но она не нашла возможным вмешаться в это дело. Когда Елена явилась хлопотать о разводе, императрица опять-таки была этим недовольна и сначала прямо объявила, что дело это невозможное.

Но если маленькая княжна Калатарова была прелестна и влекла к себе сердце и взоры Екатерины, любившей все прекрасное, все возвышавшееся над общим уровнем, то теперь графиня Елена Зонненфельд фон Зонненталь была бесконечно прекраснее. Она сумела сразу обворожить государыню, которая долго беседовала с нею, и кончилось тем, что Екатерина отказалась от своей первоначальной строгости и сделала все, о чем просила ее Елена.

Известие о смерти Зонненфельда не на шутку раздосадовало государыню. Ей было просто обидно за молодую женщину, которая, по ее выражению, «сделала большую глупость и была за это наказана насмешливой судьбою».

Когда Елена вышла из своего подавленного состояния и получила возможность владеть собою, она немедленно поехала во дворец и была принята государыней. Лицо Екатерины было не особенно ласково, брови сдвинуты. Но первый же взгляд в чудные глаза молодой женщины, горевшие каким-то особенным, поразившим Екатерину, страданием, смягчил ее сердце. Она не то укоризненно, не то печально, но во всяком случае ласково покачала головою и сказала:

– Что ж, дело сделано, поправлять его уже нельзя. Vous n'avez pas voulu suivre mes conseis, mon enfant, et vous voyez que vous aves eu tort… Но во всем этом есть и другая сторона вопроса. Вы находитесь в таком неловком положении, из которого необходимо выйти… К тому же между нами произошло, как мне начинает казаться, некоторое недоразумение. Я была, как вам это хорошо известно, против вашего развода; ваши прекрасные глаза меня разжалобили (и при этом Екатерина невольно залюбовалась этими действительно прекрасными, печальными глазами), я помогла вам, но, помогая, я была уверена, что, говоря мне о своем несчастном браке, вы кое-что от меня скрыли. Да, я не хотела вынуждать полной вашей откровенности, но была уверена, что вы разводитесь для того, чтобы выйти снова замуж, что есть человек, которого вы любите, с которым надеетесь быть счастливой, что новый брак уничтожит все последствия развода, то фальшивое положение, в какое вы себя ставили… Скажу больше, дитя мое: если б я не была уверена в этом, если бы я думала, что вы поступаете, как малый ребенок, не знающий жизни, я бы вам ни за что не помогла… Но вот время идет… Я все жду… Что же вы скажете мне на это?

Елена побледнела еще больше.

– Ваше величество, проговорила она, – если бы я разводилась для того, чтобы выйти замуж, я так бы вам это прямо и сказала. Я ничего не скрывала от вас…

Брови Екатерины сдвинулись, и на лице у нее выразилось неудовольствие.

– Ну, душа моя, я вам скажу, что вы никак не можете оставаться в теперешнем вашем положении, вы должны из него выйти. Я уже давно слышу, что в вас безумно влюблен, что вами бредит князь Щенятев. Я слышала также, что и вы от него не отворачиваетесь, что он у вас часто бывает. Это хороший для вас жених, он сразу исправит все, и тогда можно будет помириться с глупостью, которую вы сделали и за которую теперь наказаны.

– Ваше величество, я никогда не выйду замуж за князя Щенятева, – едва слышно, но твердо прошептала Елена.

– Напрасно! – воскликнула Екатерина. Она положительно начинала сердиться. Она положительно чувствовала большую, особенную симпатию к этой прелестной женщине, и ей неприятно было видеть ее несчастной и в фальшивом положении. Ее никак нельзя было оставить в таком положении! Императрица из нескольких продолжительных разговоров с нею и из того, что она вообще о ней знала, смотрела на нее не только как на замечательно красивую и привлекательную женщину, но и как женщину умную, талантливую. Эта красавица могла бы пригодиться для какого-нибудь серьезного и хорошего дела. Императрица решила, что ей необходимо выйти замуж, уничтожить следы произведенного ею скандала, и затем она приблизит ее к себе, даст ей возможность принести и себе и другим всю пользу, на какую она способна.

– Напрасно! – повторила Екатерина.

Но затем, помолчав немного, прибавила:

– Однако, если не Щенятев, то, быть может, есть кто-нибудь другой?.. Soyez tranche, mon enfant! Будьте откровенны со мною, ибо я от всего сердца желаю вам пользы.

И внезапно, забывая все свое неудовольствие, всю свою строгость, Екатерина взглянула в глаза Елены тем своим ласковым, неизъяснимым взглядом, который сразу всех обезоруживал и неудержимо влек к ней человеческое сердце. Елена чувствовала, как в груди у нее закипает что-то, как все выше и выше поднимаются и рвутся наружу безнадежные, отчаянные рыдания. И вот уже нет сил сдержать их. Слезы брызнули из глаз, и с глубокой, сердечной мукой, с полной безнадежностью она прорыдала:

– Никого нет!..

Императрица встала и подошла к ней. Она обняла ее и поцеловала.

– Теперь я все понимаю, – сказала она мягким, ласкающим слух голосом, – и не надо мне никаких признаний. «Никого нет» – это значит есть кто-то, но нам кажется, что нас не любят… Дитя мое, это только кажется. С такими глазами, с такой красотою, с такой умной головкой нечего бояться. Если мы любим, то и нас полюбят.

И вдруг, несколько изменяя тон, она прибавила:

– Однако я полагала, что вы уже вполне женщина, а вы еще совсем ребенок. Покойный граф Зонненфельд, как я вижу, был до крайности плохим мужем. Успокойтесь, моя милая, и когда это отчаяние пройдет и заменится более счастливым настроением, приходите ко мне и будьте откровенны со мною; тогда увидим, что надобно делать… я с удовольствием помогу вам во всем и подам вам добрый совет… Только предупреждаю: я заставлю вас теперь слушаться моих советов. Вы ребенок, и потакать вам не след.

На этом и кончилось объяснение Елены с императрицей.

III

В долгие часы уединения среди никем и ничем не нарушаемой тишины своих комнат, где все дышало красотою, прелестью и художественным вкусом молодой, талантливой хозяйки, Елена горько думала:

«Ведь вот эти мудрецы, эти волхвы, открывшие в глубине древности таинственную науку и показывающие нам чудеса, отуманивающие нас своими чарами, говорят и утверждают, что все доступно человеку. Они говорят, что человеческая воля всесильна, и только надо, чтобы она действительно была крепка, чтобы ничто не было в состоянии ее изменить и ослабить… Хочу – и могу!.. Отчего же я бессильна, хоть и крепка моя воля, хоть и могуче мое желание?..»

Но Елена забывала, что те же мудрецы говорят:

«Страсть есть не что иное, как безумное опьянение, насылаемое на слабого человека силою смерти и разрушения. Страсть ослепляет, лишает рассудка, и обуреваемый, опьяненный ею человек превращается в раба фатальности. Он неспособен видеть, к чему клонятся его действия, неспособен видеть их ясных, прямых, неизбежных следствий. А потому все его поступки влекут его неизбежно к одной только цели – к погибели и разрушению…»