Читать книгу "Нить, сотканная из тьмы - Сара Уотерс"

Если она не придет, я не хочу, чтобы наступал рассвет.

В четыре часа стало смеркаться, и с тех пор я не выхожу из своей комнаты. С пустыми полками она выглядит странно — половина моих книг упакована в коробки. Сначала я уложила их в чемодан, и тот, конечно, стал неподъемным. Я как-то не сообразила, что брать нужно лишь то, что сможем унести. Коробку с книгами можно было бы отправить в Париж почтой, но теперь уже слишком поздно. Пришлось выбирать: что брать, а что оставить. Вместо Кольриджа[22]я взяла Библию лишь потому, что на ней инициалы Хелен; думаю, Кольриджа я потом найду. Из папиного кабинета я взяла пресс-папье — стеклянное полушарие с двумя морскими коньками; девочкой я любила их разглядывать. Одежду Селины я упаковала в один чемодан — всю, кроме дорожного платья цвета бордо, пальто, чулок и ботинок. Их я разложила на кровати, и сейчас, в сумерках, кажется, будто Селина там вздремнула или лежит в обмороке.

Я ведь даже не знаю, какой она придет: в тюремной одежде, или же духи доставят ее голенькой, точно дитя.

Скрипит кровать Вайгерс, шипят уголья.

Без четверти десять.

Почти одиннадцать.

Утром из Маришеса пришло письмо от Хелен. Она пишет, что дом огромный, а сестры Артура весьма заносчивы. Кажется, Присцилла забеременела. В имении есть замерзший пруд, где они катаются на коньках. Прочитав это, я закрыла глаза. Возникло яркое видение: Селина с распущенными по плечам волосами, в малиновой шапочке и бархатном жакете скользит по льду; наверное, я где-то видела такую картинку. Я рядом с ней, морозный воздух обжигает наши губы. Я представила, что будет, если отвезти ее не в Италию, а к сестре в Маришес, сидеть с ней за ужином, спать в одной постели, целовать ее...

Не знаю, чего больше испугается родня: того, что она спиритка, что осужденная или что женщина.

«Миссис Уоллес извещает, — писала Хелен, — что ты трудишься и пребываешь в дурном расположении духа... Из чего я заключаю — с тобой все хорошо! Смотри, не переусердствуй, а то забудешь приехать к нам. Кто же спасет меня от Присциллы, если не моя невестка! Ну хотя бы черкни мне...»

Днем я написала ответ, отдала письмо Вайгерс и смотрела, как она осторожно несет его к почтовому ящику, — теперь уже не вернешь. Правда, письмо с пометкой «Хранить до возвращения миссис Приор» адресовано не в Маришес, но лишь в Гарден-Корт. Вот что в нем сказано:

Дорогая Хелен,

как странно писать это письмо — пожалуй, самое необычное из всех, что я когда-либо писала! — и я, конечно, надеюсь, что ничего подобного больше мне писать не придется, если мои планы увенчаются успехом! Хорошо бы письмо получилось вполне внятным.

Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела или жалела за то, что я собираюсь сделать. Меня ненавидит та моя часть, которая знает, что этот поступок навлечет позор на мать, Стивена и Прис. Я лишь хочу, чтобы ты сожалела о нашей разлуке, но не причитала над тем, как она произошла. Вспоминай меня не с болью, но с теплотой. Твоя боль не поможет мне там, куда я ухожу. Но твоя сердечность поможет матери и брату, как однажды уже помогла.

Если кому-то надо выискать греховность этого шага, пусть ищут ее во мне и моей странной натуре, из-за которой я так ополчилась на мир с его общепринятыми уставами, что не смогла найти в нем себе места для жизни в довольстве. Это — правда, о чем ты, конечно, знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Но ты не ведаешь об озарении, которое на меня снизошло, и об ином сияющем месте, где я, кажется, желанна! К этому меня привел некто изумительный и необычный. Тебе не понять. Ее представят обыкновенной и подлой, а мое чувство превратят в нечто грязное и порочное. Знай: здесь нет ни того ни другого. Одна любовь, Хелен... только она. Жизнь без нее невозможна!

Мать всегда называла меня упрямой. И это сочтет упрямством. Да разве дело в том? Я не хотела, чтобы так получилось, я сдаюсь! Бросаю одну жизнь, дабы обрести новую и лучшую. Я отбываю в дальние края, что, наверное, всегда было мне предназначено.

...спешу поближе к солнцу,

Где лучше спится.[23]

Я рада, что тебе достался мой добрый брат.

И подпись. Цитата мне понравилась, но я писала ее со странным чувством и думала: все, больше никаких цитат. Отныне ко мне приходит Селина и я начинаю жить!

Когда же она придет? Двенадцать часов. Скверная ночь обезумела. Отчего в полночь непогода всегда превращается в бурю? В камере не слышно, что творится на улице. Буря захватит ее врасплох, скрутит, завертит, собьет с пути, а я ничего не могу для нее сделать, только ждать. Когда она придет? Сказала — перед рассветом. Когда светает? Через шесть часов.

Нужно глотнуть опия, может быть, это направит ее ко мне.

Нужно поглаживать бархотку, она говорила «бархотка притянет меня сквозь тьму».

Час ночи.

Теперь два — еще час прошел. Как быстро он прошел на странице! А я будто прожила год.

Когда она придет? Половина четвертого; говорят, в этот час умирают, но папа умер, когда на дворе был белый день. В его последнюю ночь я не смыкала глаз, вот как сейчас. И не хотела, чтобы он уходил, так же неистово, как сейчас ожидаю ее прихода. Правда ли, что он смотрит на меня, как говорит она? Видит, как перо скользит по странице? О, отец, если видишь меня сейчас... если видишь, как она ищет меня во тьме, соедини наши души! Если ты любил меня, яви свою любовь и приведи ко мне ту, кого люблю я!

Я начинаю бояться, а этого нельзя. Я знаю, она придет, ибо не может не почувствовать, как я к ней тянусь, и мои мысли приведут ее ко мне. Но какой она придет? Я представила ее блеклой, бледной как смерть... измученной или обезумевшей! Я достала ее одежду, всю: и перламутрово-серое платье с юбкой под цвет ее глаз, и белое с бархатной каймой. Разложила по всей комнате, чтобы мерцали в пламени свечи. Теперь казалось, что она повсюду, точно отраженная в призме.

Я достала ее косу, расчесала и заплела; потом держала ее подле себя и временами целовала.

Когда она придет? Пять часов, еще темно, но мне уже дурно от моего неистового желания! Я добралась до окна и подняла фрамугу. Ворвавшийся ветер вздул золу в камине, безумно растрепал мои волосы и чуть не до крови исхлестал градинами щеки, но я все вглядывалась во тьму, ища ее. Кажется, я выкрикивала ее имя... да, я звала ее, и ветер откликался эхом. От моей дрожи сотрясался дом; наверное, и Вайгерс ее чувствовала. Я слышала скрип половиц под ее кроватью, слышала, как она ворочается во сне, а бархотка стягивала мое горло все туже. Наверное, Вайгерс выскочила из постели, услышав мои крики — Когда ты придешь? Когда ты придешь? — и мой последний зов: Селина! И вновь раздалось эхо, которое ветер швырнул мне вместе с градом...