Читать книгу "Переносная дверь - Том Холт"

Она рассмеялась:

— Тогда спокойной ночи. Пойду вылью зелье в раковину.

— Угу, — сказал он и, не оборачиваясь, ушел к себе в номер.

Поезд из Венткастера отходил без десяти десять, затем — пересадка в половине первого с Манчестер-Пиккадилли до Юстонского вокзала. Невзирая на несколько мелких драм с такси из Кадсли и длиннющими хвостами в билетные кассы, им удалось успеть. За весь день они едва словом перемолвились.

В Манчестере Пол купил журнал, чтобы на остаток пути укрыться за глянцевыми страницами. Поскольку времени у него было мало, он схватил со стойки наудачу и в награду получил "Ежемесячник марок и монет". Софи, поступившая точно так же, преуспела не больше, обретя еженедельник "Какая пила лучше?". После того как они просидели друг против друга полтора часа, не перевернув ни страницы, Софи подалась вперед и спросила:

— Меняемся?

— Что? — Пол опустил свой щит.

— Меняемся? — повторила она. — Мне жуть как не терпится узнать последние новости про памятные монеты островов в Ла-Манше, и, готова поспорить, тебе тоже не терпится прочесть последний обзор самой новой "Макита 202ZW".

Пол со вздохом бросил журнал рядом с собой на сиденье.

— Извини, — сказал он.

— Я веду себя не лучше тебя, — отозвалась она, — но рано или поздно нам придется об этом поговорить.

— Ага, — без энтузиазма кивнул Пол. — Тогда ты первая.

Софи свела к переносице брови.

— Только не так. Это ведь не прослушивание какое-нибудь.

— Извини.

Повисло долгое молчание. Они смотрели друг на друга, точно английский и немецкий солдаты во фламандских окопах под Рождество, которые никак не могут вспомнить слов "Святой ночи". Наконец Пол сказал:

— И что о ней говорят?

— О чем?

— О новой "Макита 202ZW". Софи сердито глянула на него.

— По всей видимости, штуковина прорезает молодую древесину как бумагу. Это же глупо!

Пол кивнул:

— В конце концов нам еще вместе работать. Очевидно, он ляпнул что-то невпопад, потому что Софии нахмурилась.

— Вот именно, — сказала она. — Думаю, нам действительно нужно во всем разобраться. А не делать вид, будто ничего не произошло...

(Женщина с сиденья напротив следила за ними с самозабвенным вниманием.)

— Но мы не можем допустить, чтобы это стало между нами, я имею в виду на службе. Это было просто, но...

— Просто так? — предположил Пол.

— Наверное. — Софи поерзала на сиденье, потом вдруг встала. — Не знаю, как ты, а я умираю от голода. Схожу, пожалуй, в буфет и куплю поесть. Тебе чего-нибудь принести?

"Только не булочку с ветчиной, — подумал Пол. Но так уж вышло, что ему ощутимо хотелось пить. — Чашка чаю была бы очень кстати, спасибо, — сказал он.

— Ладно.

Она поспешила к стойке, и Пол заметил, как ловко она двигается в покачивающемся вагоне. Совсем не так, как он.

Сумочку Софи оставила на сиденье, и на краткую долю секунды Пол задумался, не забыла ли она избавиться от зелья. Если забыла, то оно все еще там, и когда она вернется с кофе или апельсиновым соком...

Нет, оборвал он себя. И углом глаза заметил, как женщина напротив с интересом изучает его. "Ну да, — подумал он, — если бы вы только были правы. Но вы ошибаетесь". Взяв "Какая пила лучше?", он прочел страницу писем.

— Чай, — сказал голос у него над ухом. Он поднял глаза. Софи вернулась.

— Спасибо. Сколько я тебе должен? Софи покачала головой.

— Я забрала чек. Это за счет "Дж. В. Уэлса". Уверен, что не хочешь ничего съесть? Могу отдать тебе половину сандвича с сыром.

— Нет, совсем не хочу.

Глупость какая-то: стоило ей про это упомянуть, он подумал, что не прочь чего-нибудь пожевать. Но не может же он теперь встать и пойти покупать еду, только что отказавшись от ее предложения. И почему это, скажите, на милость, он всегда отказывается от любой малости, когда ему предлагают? Пол глотнул чаю, который был горячим и гнилостным на вкус, и решил, что с него хватит.

— Послушай, — начал он, — о том, что там случилось. Знаю, это было не...

И заснул.

У Пола болела голова.

"Наверное, — подумал он, — я о стол ударился". Он поднял голову и открыл глаза.

— Привет, — сказал чей-то голос.

Он прекрасно знал, что смотрит сейчас в лицо женщины, сидевшей напротив. Странно: он определенно ее помнил (под пятьдесят или чуть больше, чья-нибудь мама или тетя) и мог бы поклясться, что она не была самой прекрасной девушкой на свете, самой чудесной, самой...

"Вот черт", — подумал он.

А потом самая изумительная, расчудесная девушка во вселенной усмехнулась, и он даже подпрыгнул на месте, будто сел на ежа, и прошипел:

— Ты!

— Вот именно, — откликнулась матушка мистера Тэннера. — Как твоя голова? У тебя ужасная шишка.

"Вот дрянь! — подумал он. — Чудесная, роскошная, потрясающе красивая дрянь".

— Где Софи? — простонал он.

Миссис Тэннер мотнула в сторону головой. Софи сидела рядом с ним с коричневым бумажным пакетом на голове.

— Просто мера предосторожности, — пояснила матушка миссис Тэннер. — Теперь можно его снять.

Пол огляделся, но все остальные в купе или крепко спали, или были полностью погружены в книги, газеты или журналы. Стянув с головы Софи мешок, миссис Тэннер бросила его на пол.

— Ты не слишком сильно ударился, — сказала она, — просто больно, вот и все. Видишь? Я могу вести себя вежливо, когда захочу.

Пол точно знал, что ему хочется сказать, даже видел слова яркими буквами на мысленном экране, но получилось у него:

— Я тебя люблю.

Матушка мистера Тэннера снова усмехнулась:

— Ты даже представить себе не можешь, как чудесно это звучит. Повтори, пожалуйста.

— Я тебя люблю.

— Да, — согласилась она, — любишь, ведь правда? И поделом тебе. Мы могли бы все устроить просто и мило, но тебе обязательно надо артачиться. Мужчины, — презрительно бросила она и добавила: — Люди.

Пол знал, что хочет рассердиться, но не мог. Это все равно что хотеть стать шести футов ростом или Папой Римским: он более или менее мог себе представить, что почувствует, но нет на свете никакого способа, как этого достичь. Теперь придется любить матушку мистера Тэннера. Это неизбежно. Он не столько влюблялся, сколько погружался, медленно и неодолимо, точно человек, тонущий в заварном креме. Он знал, что, как только белые волны сомкнутся у него над головой, и тягучая масса заберется ему в рот и в легкие, он будет счастлив, до конца дней счастлив, так же исступленно счастлив, как оскароносный Эшфорд Клент. Остаток жизни превратится в сплошной знойный полдень, и он будет купаться в лучах матушки мистера Тэннера, его звезды, его солнца. Верно, можно предположить, что впереди его ждут какие-то неприятности, но пока есть лунный свет, смех, романтика и любовь...