Читать книгу "Перекрестный галоп - Дик Фрэнсис"

Но разве я до сих пор являюсь солдатом? Разве это война? И я сознательно стану рисковать своей жизнью и жизнью матери?

Я не был уверен в ответах на эти вопросы, но одно знал точно: я снова живу полной жизнью, цел и невредим, готов к схватке.

Поднеся к глазам бинокль мамы, я снова осмотрел находящиеся внизу строения, стараясь заметить лучик света или движение — любой знак, могущий выдать позицию врага, — но признаков жизни там по-прежнему не наблюдалось.

Может, я ошибаюсь? И они имели в виду совсем другое место?

По дороге сюда я сделал крюк и осмотрел стены Лэмбурн-холла, но там было заперто, темно и вроде бы ни души.

Нет, они должны быть здесь!

Луна зашла быстро, скоро я начну спуск вниз, затем предстоит короткая перебежка через открытое пространство от места моего укрытия к тыльной стороне стойл. Я последний раз посмотрел в бинокль — и вот оно! Заметил небольшое движение. Может, кто-то разминал затекшую ногу или растирал замерзшую ступню, но движение было, это точно. Кто-то поджидал меня за строем деревьев, справа от дома. Именно отсюда открывался хороший обзор на подъезд к конюшням и дорогу за ним.

Но если он ждет моего прибытия оттуда, то глубоко заблуждается.

Я подойду сзади.

Но где же его сообщник?

* * *

С заходом луны навалилась тьма. Но я не стал сниматься с места сразу же, выждал минуты две, пока глаза полностью не привыкнут к этим изменениям. Вообще-то ночь никогда не бывает абсолютно черной и непроглядной, от звезд исходит слабое сияние. Но разглядеть, что происходит в конюшнях Грейстоун, я из этого положения больше не мог. Да и меня вряд ли кто оттуда заметит.

Я еще раз проверил, выключен ли мобильник, поднялся и зашагал по траве.

Глава 19

Я приблизился к стойлам и прошел мимо навозной кучи, от которой начинался узкий проход, где я прятался на прошлой неделе.

Ступая крайне осторожно, чтобы не споткнуться и не поскользнуться на мусоре, я тихо преодолел изгородь, отделявшую стойла от площадки для выгула. Как жаль, что при мне нет специальных очков ночного видения, этого чудодейственного прибора, позволяющего солдатам видеть в темноте, пусть и в зеленоватом свете. Одно утешение: вряд ли у моего врага имеются такие очки.

Я вжался в стенку стойла в самом конце короткого прохода, крепко зажмурился и прислушался. Ничего. Ни дыхания, ни шороха, ни кашля. Я прислушивался, наверное, с минуту, стараясь дышать тихо и неглубоко. Ничего.

Удостоверившись, что в проходе никто не прячется, я шагнул вперед. Вот здесь, под тенью от крыши, царила по-настоящему чернильная тьма. Я мысленно пытался представить, как выглядел этот проход во время прошлого моего визита, и вспомнил, что использовал в качестве сиденья пустой синий пластиковый ящик для упаковки фруктов. Должен быть где-то там, в темноте. Я также вспомнил приставную деревянную лестницу, прислоненную к одной из стен.

Я двигался по проходу очень медленно, нащупывая путь во тьме руками и здоровой ногой. Полотняные баскетбольные бутсы были тоненькие, слишком легкая обувь для такой холодной ночи, зато через подошву лучше чувствовалась поверхность, по которой я ступал. В этом смысле бутсы куда лучше стандартных армейских ботинок на толстой подошве.

Вот нога коснулась пластикового ящика, и я свернул к двери. Вжался в нее лицом, стал всматриваться сквозь широкие щели между деревянными планками.

По сравнению с тьмой, царившей в проходе, во дворе было светло как днем. Но все же недостаточно светло, чтоб разглядеть, не таится ли кто в тени нависающей крыши. Я не видел, открыта ли дверь хоть в каком-нибудь из стойл, но это означало, что и меня тоже никто не видит. И вот я отворил дощатую дверцу прохода и шагнул во двор.

Медленно затворил дверцу за собой и стоял неподвижно, прислушиваясь, но ни дыхания, ни каких-либо других звуков слышно не было, даже шелеста ветерка.

Если человек, которого я видел с холма и который выдал себя легким движением, не занял другую позицию, разглядеть его с этого места было бы невозможно даже в ярком солнечном свете. Но я знал: должен быть еще один, и он прячется где-то здесь. А если к Уоррену и Кэрравею присоединился еще и Алекс Рис, то тогда их трое. И снова в памяти всплыла цитата из книги «Искусство войны», где Сунь-цзы рассуждал о численном превосходстве.

«Если силы равные, сражайся, нападай внезапно и открыто. Если противник превосходит тебя численно, держись в отдалении».

Я один, а их двое, может быть, даже трое. Стало быть, мне надо держаться в отдалении?

Но тут вспомнилось еще одно мудрое изречение Сунь-цзы.

«Все военное искусство строится на обмане. Когда мы близко, надо заставить противника думать, что мы далеко. Когда мы далеко, надо заставить его думать, что мы близко. Кинь приманку, чтобы привлечь противника. Внеси смятение в его ряды и сокруши».

Я завернул рукав черного свитера и взглянул на часы. 4.47 утра.

Через восемнадцать минут, то есть ровно в пять минут пятого, в ворота конюшен Грейстоун проедет автомобиль и сразу же остановится. Водитель даст один гудок, и машина будет стоять там с включенными фарами и работающим двигателем ровно пять минут. Затем развернется, выедет на дорогу и отъедет. По крайней мере, именно такие инструкции оставил я Яну Норланду и надеялся, что он исполнит все в точности.

Ему не слишком нравился этот план, и это еще мягко сказано, но я обещал, что никакой опасности для него нет, если он будет держать дверцы машины запертыми. Еще одно из сомнительных моих обещаний. Но я не верил, что Джексон Уоррен и Питер Кэрравей будут убивать меня именно там и сразу. До тех пор, пока я не верну миллион долларов, не убьют.

«Военное искусство строится на обмане. Когда мы близко, надо заставить противника думать, что мы далеко».

Я находился во дворе конюшен и искал мать. Но я заставлю Уоррена и Кэрравея поверить в то, что нахожусь у ворот.

«Кинь приманку, чтобы привлечь противника».

Пусть машина с включенными фарами привлечет их внимание к себе. И отвлечет от меня.

«Внеси смятение в ряды противника и сокруши его».

Лишь время покажет, получится ли последнее.

Я медленно и тихо двинулся направо, обошел четырехугольник стойл, стараясь держаться в темноте, в тени крыш. Где же они спрятали маму? По дороге я ощупывал засовы на всех дверях. Все плотно заперты. И я решил, что на этом этапе пробовать открыть их еще рано, шум привлечет внимание врага.

Удивительно, но выбитое стекло в окне кладовой, через которое мне удалось выбраться, так никто и не заменил. Я подошел к нему, сунул голову в отверстие, крепко зажмурился и прислушался.

И услышал: там кто-то плачет или причитает. Мама где-то здесь! Звук был слабый, но вполне различимый, источник его находился слева от меня. Значит, она заперта в одном из стойл в том же ряду, где и я.