Читать книгу "Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч - Егор Чекрыгин"

Ортай? Если Царь Царей Улота доволен и даже обещает послать своих людей на помощь, то пусть делает со своей внучкой все, что угодно, – хоть в яму со змеями бросает, хоть рыбам скармливает. Его долг посла перед Мордуем и Олидикой выполнен. А Осакат? Он оставляет ее в надежных руках приемных братьев и дедушки.

Сама Осакат? Ты помнишь, как тяжело было в степи? Ты помнишь, как страшно было, когда мы дрались с верблюжатниками? А жажду? Многодневную жажду под раскаленными лучами солнца ты помнишь? Оставайся с дедушкой. Тут хорошо. Тут много еды, много воды и веселья. У тебя будут служанки, подруги и… Вот только не ныть! Не ныть, я сказал!!! Лучше уж ори, как вчера, и посудой кидайся…А вот этих слез не надо…Да и хрен с тобой – делай что хочешь!

…Увы, у девчонки оказалось слишком много родственников, которыми она крутила как хотела, а значит, и возможностей для маневра. Она могла быть племянницей Мордуя, могла – внучкой Леокая или нашей сестрой. Конечно, случись такая необходимость, все три рода сели бы на совет и за пару-тройку дней, ссылаясь на обычаи и учитывая взятые из легенд прецеденты и «количество штыков» в армиях, выяснили бы ее «гражданство». Но кто станет тратить пару-тройку дней ради Щастья взвалить на себя заботу о взбалмошной девчонке? Правильно, никто. Так что к кому прибьется, те пусть с ней и таскаются. Эти двое? Ну и ладно!

В местных условиях, с почти военной дисциплиной внутри каждого рода, когда даже «прынцессы» не вылезают с кухонь и из-за ткацких станков, а многие бабы за жизнь ничего, кроме собственной деревни, не видят, соплячка почувствовала невероятную свободу и возжелала приключений. И единственной возможностью нам от нее избавиться было выдать замуж, тем более что и возраст был подходящий. Но стоило мне об этом заикнуться, Осакат устроила такую истерику, что я позорно бежал, предпочтя смириться с ее неизбежным наличием в нашей компании.

Но Осакат не была главной проблемой насущного момента. Ею были верблюжатники и заданная Леокаем задачка. Потому почти все свое время я проводил с Вит’оки.

Забавный, надо сказать, парнишка был этот Вит’оки, которого я быстро переименовал в Витька. Сам он, по его словам, был родом из одного из прибрежных племен. Судя по роже, блондинистости и языку, прибрежные тоже были народом похожего корня, что и степняки с горцами. По крайней мере, когда я велел ему поговорить со мной «на своем», услышал вполне узнаваемую речь, хоть и загруженную кучей непонятных слов. Что и неудивительно – иной быт, иные слова. Разделившиеся по образу хозяйствования народы создают свою речь.

Когда пришли верблюжатники, прибрежным ребятам снова пришлось разделиться. На тот раз – на пугливых, но умных и смелых, но по большей части мертвых. Пугливые и умные при приближении врагов тупо сели на лодки и удрали куда подальше. Ну а смелые полезли в битву и, естественно, были биты.

Витька подвело его малолетство – он не послушался умных родителей и рванул с храбрыми дураками. Малолетство же его и спасло. Всех более-менее серьезных противников верблюжатники пустили под нож. А малолеток, вроде него, выживших, но попавших в плен, пристроили вкалывать по хозяйственной части.

Вкалывал Витек где-то около года, таская грузы, выполняя всякую грязную и непрестижную работу, в том числе и ухаживая за скотиной, например перегоняя скот (а ведь попадись он мне месяца четыре назад, когда мы порубили тех пастухов… вдруг подумалось мне…). За это время и успел малость наблатыкаться говорить по-верблюжачьи. А когда его хозяева поперлись в горы, удачно сделал от них ноги, ведомый семейными байками о какой-то бабушке, удачно сбагренной замуж куда-то в горы. Подозревать, что Витек врет про бабку, не приходилось, для местных – неважно, степняков, горцев или тех же прибрежных – родня дело святое, о таком не врут. Другое дело, что искать эту бабку (даже если предположить, что она жива) можно было всю оставшуюся жизнь. Витек, прямо скажем, не был настолько важного рода, чтобы память о данном замужестве вошла в анналы истории. Но мудрый Леокай, сразу (в отличие от многих других) оценивший ценность данного кадра, признал Витька своим и пристроил жить поближе к своему двору, или уж скорее к озеру и озерному флоту. Время от времени вызывая для частных бесед, с целью выудить побольше информации о врагах или уточнить какие-то моменты из его рассказов.

…Кстати, именно Витек на том самом пиру пытался разговорить меня, для начала (как он мне рассказал) поливая издали самыми отъявленными ругательствами, которые вызубрил, находясь в плену. А затем уж обратившись напрямую…Тест я сдал. И вспомнил про него, когда Леокай, сделав мне свое предложение, пообещал и всю возможную помощь – материальную и интеллектуальную. Я спросил про человека, говорящего на верблюжачьем, и получил Витька.

Леокая, кажется, это не очень порадовало – данный кадр был нужен ему самому. А вот сам Витек был в полном восторге, похоже, год плена так и не смог выбить из него дурь и тягу к приключениям и возможность попутешествовать со степным Вождем, завалившим самого Анаксая, его шаманом и сестрой-принцессой-красавицей. (Видел я, какие он на нее взгляды кидает. И хотя она, похоже, старше его на пару лет, сдается мне, Витек ее пожилой тетенькой отнюдь не считает. Вот мне заботы, теперь и за этими доглядывать!)

Ну а пока я учился у Витька верблюжачьему, заодно вызнавая особенности быта и обычаи этого племени. Вот только одна беда – верблюжачий он знал на уровне «принеси-подай, пшел вон, рыбья морда, верблюжачий кал». Попытайся я выдать себя за верблюжатника с таким багажом знаний, уподобился бы крутому голливудскому шпиону, который, говоря с диким акцентом по-рюськи, выдает себя за местного, стоя летом на Красной площади в треухе и валенках, к тому же будучи по рождению негром. То же самое и с обычаями, и бытом. Все они постигались мной, переломленные, как об колено, через линзу восприятия Витька. Хотя какая линза? Это слово подразумевает нечто прозрачное и аккуратное. В голове же Витька была сплошная каша, и каждое его утверждение приходилось, старательно «почикав» бритвой Оккама, долго процеживать сквозь фильтр здравого смысла и собственных наблюдений.

Так что пока, со слов специалиста по верблюжатникам, я знал, что они были народом «неправильным и дурным». Особенно их дурь, по наблюдению Витька, выражалась в готовности резать друг дружку из-за каждого пустяка, вроде сна на посту, украденной овцы и прочих мелочей. Об этом он мне поведал первым делом, как о самой баснословной «неправильности» в обычаях верблюжатников. Его можно понять. Степняки могли убить друг дружку в приступе ярости, хотя, как правило, такое случалось крайне редко, ибо слепая ярость – удел слабаков, а слабаки вымирали до совершеннолетия, зачастую как раз из-за приступов слепой ярости. Так же естественный отбор убирал до совершеннолетия тех, кто мог бы серьезно проштрафиться. Коли ты не научился не спать на посту, тебя же первого тигр и сожрет. Вороватого подростка его же сотоварищи будут лупить до тех пор, пока либо не выбьют из него эту склонность, либо саму жизнь. Так что взрослых воров не было. Трусость – а что это такое? Трусы умирали еще во младенчестве… от страха.

Жизнь степняков была проста, незамысловата, а врагов вокруг было достаточно, чтобы еще и пакостить тем, кто живет рядом с тобой. Внутри рода – убиваешь и крадешь у себя. А весь мир снаружи – твои охотничьи угодья, там можно делать что угодно, никто не осудит.