Читать книгу "Умирая за идеи. Об опасной жизни философов - Костика Брадатан"

Ландсберг вынужден добавить, что, как философ, он чувствует, что «не имеет никакой власти в данной области сверхъестественных переживаний, где ничего нельзя доказать» (Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 84).

172

Исследователь творчества Бергмана Питер Коуи комментирует сцену следующим образом: «Появляется смерть. Внезапно. Без звука. Чудесным образом. В этот самый миг Бергман заставляет умолкнуть все звуки, даже плеск воды. Это один из самых драматических „выходов“ во всей картине. У другого режиссера данная ситуация выглядела бы нелепой, но в „Седьмой печати“ никто из зрителей не позволяет себе смеха» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. New York: Charles Scribner’s Sons, 1982. Р. 142).

173

Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 76.

174

«Блок и Джонс оба солдаты; отсюда уместность игры в шахматы и их присутствие в эмблеме рыцаря. Шахматы — это игра (и способ мышления) противников, и, если противник сильнее, его стратегия заключается в том, чтобы держаться на расстоянии до тех пор, пока он не будет уверен, что можно ударить. Также поступает и рыцарь с жизнью» (Kalin J. The Films of Ingmar Bergman. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. Р. 66).

175

Bergman I., Ruuth M., Allen W. Images: My Life in Film / Trans. by M. Ruuth. New York: Arcade Publishing, 1990. P. 236.

176

Коуи замечает, что Альбертус Пиктор «был лучшим шведским средневековым церковным художником. В его фресках и в работах других анонимных художников тема смерти занимает ведущее место» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. Р. 137). — Прим. автора.

177

Пьеса, которая появилась раньше фильма и на основе которой затем он был снят, написана самим режиссером и называется «Роспись по дереву».

178

Питер Коуи написал следующее о диалоге Блока со смертью: «Диалог между смертью и рыцарем представляет собой словесный аналог их борьбы на шахматной доске. Каждое замечание стремится обойти и перехитрить предыдущее» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. Р. 149).

179

Бергман говорил: «„Седьмая печать“ пронеслась по миру, как лесной пожар. Я получал отклики от людей, которые чувствовали, что фильм затронул их собственные внутренние сомнения и мучительные переживания» (Bergman I., Ruuth M., Allen W. Images: My Life in Film. Р. 242).

180

Bergman I., Björkman S., Manns T., Sima J., Austin P. B. Bergman on Bergman. Interviews with Ingmar Bergman. New York: Simon and Schuster, 1970. Р. 177.

181

«Концепция образа смерти у Бергмана интригует. Он наделяет ее сардоническим взглядом интеллектуала, который одновременно боится и лишен эмоций. Смерть незаметно появляется в кадре то с одной, то с другой стороны, всегда неожиданно» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. Р. 151).

182

Как сказал один из исследователей творчества Бергмана, Блок «наделен качествами аскета. Его мучает вопрос не об искусстве или любви, а о природе самой веры» (Macnab G. Ingmar Bergman. The Life and Films of the Last Great European Director. London: I. B. Tauris, 2009. Р. 97).

183

В достаточно глубокой книге Франка Гадо о Бергмане (The Passion of Ingmar Bergman) автор говорит следующее о Блоке: «Возможно вдохновленный „Фаустом“ (постановка 1958 года „Ur-Faust“ в Мальме обречена на сравнение с „Седьмой печатью“), он представляет стремление рыцаря обрести знание любой ценой как ключевой элемент. А чтобы подчеркнуть интеллектуализм рыцаря, Бергман, заимствуя образ из „Дон Кихота“, представляет оруженосца приземленным сластолюбцем» (Gado F. The Passion of Ingmar Bergman. Durham, NC: Duke University Press, 1986. Р. 198). Макнаб составляет целый список работ, повлиявших на фильм: «Влияние, о котором Бергман упоминает в интервью и своих книгах, включает в себя широкий спектр: от сценической кантаты Карла Орфа „Кармина Бурана“ до произведений Пикассо и Дюрера. Историки отмечают параллели с „Днем гнева“ Карла Дрейера, „Суровым испытанием“ Артура Миллера, пьесами Стриндберга и даже с некоторыми ранними пьесами и фильмами самого Бергмана» (Macnab G. Ingmar Bergman. The Life and Films of the Last Great European Director. Р. 99).

184

Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 76.

185

Ibid. Р. 77.

186

Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. P. 76.

187

Таково, например, прочтение данной сцены Питером Коуи: «Смерть отвлекается, а Юф и Миа убегают. Смерть говорит Блоку, что следующим ходом ему будет поставлен мат. Но Блоку все равно. Он выполнил свое задание» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. P. 150).

188

Такого же рода эффект съемки фильма «Седьмая печать» произвели на Бергмана. Он пишет, что фильм «о страхе смерти. И он избавил меня от моей собственной боязни умереть» (Bergman I., Björkman S., Manns T., Sima J., Austin P. B. Bergman on Bergman. Interviews with Ingmar Bergman. P. 117).

189

Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 80.

190

В какой-то момент Фрэнк Гадо подспудно предлагает похожую интерпретацию: «Благодаря его просьбе „оставаться в живых до тех пор, пока я играю против тебя“ партия превращается в метафору самой жизни: хотя Блок знает, что в конце концов он должен проиграть, он надеется, что оспаривание собственной участи может раскрыть что-то, что оправдает его усилия» (Gado F. The Passion of Ingmar Bergman. Р. 201). Однако в конце концов он, кажется, возвращается к общепринятой интерпретации: «Смысл его значимого поступка в том, что кроме „пустоты под солнцем“ есть еще нечто, лежащее за пределами его смерти как личности. Микаэль, символ будущего человеческого сообщества, будет его наследником, в некотором смысле, его „реинкарнацией“» (Ibid. Р. 209).

191

Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 80.

192

Комментаторы считают, что Бергман со временем стал атеистом в самом прямом смысле этого слова, но его отношения с религией всегда оставались непростыми. Она его вдохновляла, отталкивала и всегда интересовала. Питер Коуи даже говорит о своеобразном принятии религии Бергманом: «В крови Бергмана течет ортодоксальная религия. Он часто подписывает свои сценарии инициалами S. D. G. („Soli Deo Gloria“ — „Слава одному только Богу“), как это делал Иоганн Себастьян Бах в конце каждого своего