Читать книгу "Леди, которая любила лошадей - Екатерина Лесина"

— На, — Марья протянула платок. — В глаз соринка попала, да?

— Да.

— Тогда надо ее убрать.

Ее платок пах духами и ванилью, которую Марья обычно на дух не переносила, если, конечно, не в булках. В булках — дело другое.

И…

— Спасибо.

— Собирайся, — Марья снова ткнула пальцем в крем. — И пирогов прихватим, а то и вправду… новые ставить некуда будет.

— Я… когда нервничаю… успокаивает.

— Судя по тому, что ставить их и вправду некуда, ты должна быть очень спокойна, — Марья позволила себе улыбнуться. — Но взять возьмем. Не нам же одним толстеть…

— Я… боюсь, — сказать это получилось не сразу. Слова будто застряли в горле. — А если… проклятье… я не хочу, чтобы он умер из-за меня. Чтобы еще кто-то умер из-за меня. И вообще… я… хочу, чтобы все были счастливы, чтобы…

Василиса подняла руки. По пальцам стекало растаявшее масло, а к ладоням прилипла мука. И батистовый платок пропитался этой вот смесью.

— Я просто подумаю, что… и как… и если снова… если вдруг… может, у нашей прабабки и получалось справиться с этим, но я… я не хочу стать причиной…

— И поводом, — Марья просто обняла и сказала на ухо. — Дорогая, если что я и поняла после десяти лет семейной жизни, так это то, что не стоит вставать между мужчиной и его подвигом. Если мужчина хочет свернуть шею, он все одно найдет способ. Поэтому давай просто не будем спешить, хорошо?

Василиса кивнула.

— В конце концов, дай себе шанс разобраться, — и, вздохнув, Марья добавила: — А мне простить этого засранца…

— Ты еще не…

— Нет, конечно. Одно дело в оперу не явиться, и совсем другое позволить какой-то идиотке себя убивать! — в голосе Марьи прорезался лед. — Это надо было додуматься… бомбы у них… будто больше некому эти бомбы искать. Конечно, я еще его не простила. И не могу без веской на то причины.

На сей раз вздохнули обе.

— А когда я нервничаю, — добавила Марья, — я ем. И много… и, в общем, собирайся.

О том, что он не умер, Демьян пожалел почти сразу после того, как сознание вернулось в тело, а с ним и боль. Тягучая. Выматывающая. Она выпивала его до дна, и даже там не отпускала.

— А что вы хотели, дорогой мой? — Никанор Бальтазарович пробивался сквозь марево этой боли. — Позволили наделать в организме дыр? Терпите.

Демьян терпел.

В первые дни он пребывал в каком-то странном состоянии, которое позволяло отмечать все, что происходило там, в мире человеческом, но не позволяло в этот мир вернуться.

Он слышал разговоры.

Ощущал прикосновения.

Пил чужую силу, которую вливали, но она проходила сквозь тело, крохами застревая в ветвях нарисованного дерева. И тогда хранитель оживал. Теперь Демьян воспринимал его отдельным существом, раздраженным, недовольным, но не позволяющим душе покинуть тело.

К лучшему ли?

— Конечно, можно попробовать новое обезболивающее, у нас, так сказать, немалый запас образовался во многом вашими стараниями, — Никанор Бальтазарович, кажется, вовсе поселился в Демьяновой палате, а когда все же ему случалось удалиться, то его место занимал другой человек, тоже целитель.

Этот был молчалив.

Деловит.

И жесток в своем стремлении лечить. Он как-то по-особому наполнял тело, заставляя его оживать. А жизнь — это боль. Но Демьян терпел.

И к боли привык.

— Нет, — ему удалось ответить, когда он понял, о чем идет речь.

— Вот и я подумал, что сперва-то это вот чудо надобно испытать… изучить… и Константин Львович со мною всецело согласен.

Демьян понадеялся лишь, что изучать станут не на нем.

— Вы, главное, помереть не вздумайте, — Никанор Бальтазарович наклонился к самому уху. — У Вещерского на вас большие планы. А от этого, с позволения сказать, княжича, еще никто не уходил… даже на тот свет.

Вещерский тоже появлялся.

Сперва молча сидел. Глядел. И Демьяну казалось, что он тоже видит княжича. Странное его беспокойство, и недовольство, заставлявшее подобраться, и даже печаль.

Хотя с чего бы…

— Сенька сотрудничает, — сказал Вещерский на третий день. — Это он подсказал, где бомбы искать. Без него, честно говоря, не справились бы…

Сенька…

…он вор и вором останется. Своих не стал бы полиции закладывать, да только освободители ему не свои, не близкие…

— Его еще Серп кровью повязал… — Вещерский усаживался на стул и стул этот стоял близ окна. Если бы Демьян мог открыть глаза, он бы, верно, увидел и стул, и княжича, и окно это, и даже сирень за ним. Запах сирени он чувствовал, а остальное… нет, не видел, но воспринимал.

Странное с ним творилось.

— Как-то попал Сенька в нехорошую ситуацию, а Серп ему помог. Только попросил взамен малую услугу. Сперва одну, после другую… там Сенька поучаствовал в паре экспроприаций. Говорит, тот же грабеж, пусть и идейный. И решил, что ничем-то освободители от обычного ворья и не отличаются. Платили они неплохо, да и уважение оказывали ценному специалисту. Вот Сенька и влез. Там и клятву дал, а как дал, так и понял, во что ввязался. Ушел бы, но…

Вещерский развел руками.

Клятва, стало быть?

И верно. Не будь клятвы, не стал бы Сенька собственною шкурой рисковать. Во всяком случае, не из-за идеи. Он человек здравомыслящий.

— Аполлон тоже много интересного рассказал, в том числе о «Героине»… вовремя. Папенька сказывал, что Его императорское Величество готов был подписать разрешение на торговлю…

…внутри похолодело.

— …и хлынула бы эта пакость рекою. Ею многие интересуются, особенно из тех, которые за границей побывали, успели попробовать и пристраститься. Пока начато негласное расследование. И исследование… будет… на приговоренных.

Вещерский руку сжал и, оправдываясь, хотя Демьяну его оправдания совсем даже не нужны были, добавил:

— Добровольцев наберут. И тем, кто жив, останется после… обещают свободу. И устройство.

Найдутся ли такие?

Найдутся.

Веревка чай ближе, понятней, страшнее.

— Нюся… отказывается сотрудничать, но это пока… нет-нет, пытать ее никто не станет, но способы найдутся. Сейчас она уверена, что маменька ее найдет способ и самой освободиться, и Нюсю вытащить… только…

…не найдет.

— …любезная Ефимия Гавриловна по-прежнему не в себе, да и… целители не уверены, что она в принципе когда-нибудь вернется в этот мир. Уж не знаю, что с нею Василиса сделала… спросим, после, когда она переживать перестанет. А то переживающую барышню, сами понимаете, вопросами изводить невместно.