Читать книгу "К вопросу о миражах - Георгий Куликов"

— А на это что Вы скажете? — проговорил Кудрин, доставая из кармана золотой слиток.

— А что я должен Вам сказать? — вопросом на вопрос ответил Михеев.

— Павел Петрович, я уверен на сто процентов, что этот слиток лежал у Вас дома, — проговорил Евгений Сергеевич.

— А что, там мои отпечатки сохранились? — с иронией проговорил он.

— Послушайте Михеев, Вы же взрослый человек и должны понять, что я не просто так проведать пришел, у меня есть все основания так утверждать, — с раздражением ответил Кудрин.

— Ну ладно, где Вы его отыскали, у меня его украли месяца три назад, — устало проговорил он.

— Вот я и хочу узнать, откуда у Вас этот слиток? — проговорил Евгений Сергеевич.

— Я все расскажу, — ответил Михеев, — меня призвали в армию в 1940 году и я оказался на службе в комендантском взводе военной прокуратуры Москвы, где и встретил войну. В ноябре 1941 года, когда немцы подошли к Москве на близкое расстояние, меня вызвали к начальству и приказали в составе группы нашего взвода из шести человек поехать за каким-то грузом в Наро-Фоминск. Этот груз надо было доставить в Москву. На следующий день мы, во главе с лейтенантом Мироном Обидайло, погрузились в грузовик накрытый тентом и поехали.

— Этого лейтенанта я хорошо знал, — продолжал Михеев, — он также служил в нашем взводе. Родом был из Львова, хохол во всех поколениях и очень отвратительный тип; рьяный служака, кто ниже его по званию — унижал, заставлял по несколько раз чистить туалет. В общем, ребята его не любили, да и он в свою очередь отвечал им такой же взаимностью.

Мы благополучно доехали до Наро-Фоминска, погрузили в машину ящики и отправились обратно в Москву. Отъехав несколько километров, я услышал рев моторов самолета и свист пуль прошивших весь кузов грузовика. А потом вдруг взрыв и меня вынесло взрывной волной через борт в канаву, которая была у самой дороги. Очнувшись, я увидел ящики, валяющиеся на дороге, а машина горит ярким пламенем. Когда выбрался из канавы и осмотрелся, то понял, что бог меня уберег — ни одной царапины. А по обе стороны дороги лежали тела моих убитых товарищей. Я встал, пошел вдоль горящего грузовика и столкнулся лоб в лоб с лейтенантом Обидайло, у которого из щеки текла кровь. Он посмотрел на меня, затем подвел к лежащему на дороге небольшому ящику и приказал: — Собери все обратно в ящик, а я, пойду и посмотрю на остальные.

— Вот тогда я впервые в жизни и увидел, — тихим голосом проговорил Михеев, — настоящие золотые слитки, валявшиеся рядом с ящиком. Как смог я собрал их в ящик, но один слиток никак не помещался в него. Тогда я положил его в карман галифе, а ящик закрыл на защелку.

Потом пришел лейтенант и сказал, что его надо отсюда унести и, мы взяли ящик за ручки, которые были у него сбоку и понесли вдоль дороги. Через какое-то время справа показался населенный пункт и мы, свернув с дороги, пошли в его направлении. Подходя к первому дому, я увидел на дороге лежащий сломанный указатель, на котором красовалась надпись «Село Корнеево». В селе никого не было, видимо жители его покинули в связи с наступлением немцев. Мы прошли вглубь села и оказались у старой церкви, двери которой были раскрыты, а у входа разлетались в разные стороны какие-то бумаги. Как сказал лейтенант, в ней видимо был склад, так как у дверей стояли пустые ящики, а внутри какие-то кастрюли и ведра. Вокруг церкви никого не было, а справа от нее одиноко стояли две могилы с деревянными крестами каких-то церковных деятелей прошлого.

— Лейтенант зашел в церковь, — продолжал свой рассказ Михеев, — а я, поддавшись неожиданно охватившей меня тревогой, решил спрятать золотой слиток, лежащий в кармане. Я подошел к бетонной опоре, которая была основанием фасада церкви, и разрыл руками землю. Слиток завернул в носовой платок и, положив его в вырытую ямку, быстро закопал, а через некоторое время подошел лейтенант и сказал, что внутри церкви все перевернуто и кругом один беспорядок. Потом подошел ко мне, заглянул мне в глаза и отошел немного в сторону.

— Теперь ты мне не нужен, — сказал Обидайло и, вынув пистолет, стрельнул мне прямо в грудь.

Очнулся я в госпитале и как потом мне сказали врачи, что две пули прошли навылет в сантиметре от сердца, не задев его. А нашел меня лежащим у дверей церкви водитель машины, приехавшей последним рейсом за каким-то грузом и доставил меня полуживого в госпиталь.

Михеев замолчал и повернул голову в сторону; было видно, как показавшаяся слеза медленно покатила по изуродованной щеке.

— Я этого гада Мирона на всю жизнь запомнил, — тихо проговорил Михеев, — каждую частичку его бледного лица и колких серых глаз.

— А что было дальше? — не удержался Кудрин.

— В начале 1942 года меня выписали из госпиталя, — продолжал Михеев, — и направили на фронт в полковую артиллерию. С ней я прошел до Праги, где был ранен и снова госпиталь. Ну, а тут и война закончилась, я поехал с фронта домой в Москву. Отец погиб еще в 1941 году, а мать была очень рада, что я живым вернулся с войны. Она и устроила меня в кочегарке в Даниловских банях, где сама долгое время работала уборщицей. Истопником я проработал несколько лет, пока не познакомился с банщиком Фомичевым, который работал, наверное, с основания этих бань. Он был уже очень старый, но дело свое знал хорошо и, люди шли в баню именно на «Фомича». Со временем он стал показывать мне приемы банного ремесла и уже через год я стал даже его подменять. А когда Фомичев вышел на пенсию, меня и оформили банщиком. А про тот золотой слиток практически забыл, но однажды лет десять назад, я был на даче у одного знакомого под Наро-Фоминском. Когда возвращался на машине домой, то увидел на шоссе указатель «Корнеево». Не хотелось мне вспоминать о случившемся в далеком 1941 году, но любопытство победило и, я заехал в село. Было достаточно поздно и на улице никого не было. Подъехав к старой церкви, я с удивлением отметил для себя, что практически ничего не изменилось. Также за церковью стоял пролесок, а справа от нее находились те же две могилы с крестами. Единственное отличие было, что ее отремонтировали и, судя по виду, там уже проходили церковные мероприятия. Я подошел к бетонной опоре и разрыл землю у ее основания. Слиток находился на том же месте, где я его спрятал много лет назад.

А когда приехал домой, то слиток положил в небольшой сейф, стоящий у меня в кухонной стенке. Три месяца назад его у меня и похитили вместе с золотой печаткой, серебряными запонками и двумя золотыми кольцами моей покойной матери.

— Так вот позавчера, — продолжал Михеев, — в конце рабочего дня я увидел сидящим на лавке мужика с ампутированной правой рукой, который разговаривал с широкоплечим человеком, исколотым татуировками. Я пригляделся и узнал в безруком Мирона Обидайло. Он поправился и отпустил усы, но я бы его узнал из тысячи людей. Они сидели на лавке рядом с моей маленькой комнаткой, в которой лежали новые веники и чистые простыни. Окошко комнатки как всегда было открыто и мне сквозь шум воды удалось услышать некоторые фразы их разговора. Мирон говорил, что приехал на неделю в Москву и нужно будет срочно решить какой-то вопрос, так как осталось ему пребывать в Москве всего три дня. Мужик стал возражать Мирону, но потом смиренно затих. Больше я ничего не слышал, так как они ушли в душевой зал. Я решил проследить за ними и быстро собравшись, стал поджидать их у выхода из бани. Через некоторое время они вышли и сели в троллейбус, я тоже успел в него заскочить и мы поехали в центр Москвы. Выйдя из троллейбуса, я минут двадцать шел за ними, пока они не подошли к гостинице «Националь». Они зашли в холл гостиницы, а я осторожно последовал за ними и сел в стоящее рядом со стойкой администратора кресло. Дежурный администратор подал Мирону ключ и вежливо сказал: — Пожалуйста, герр Шмидке. Когда они уехали на лифте, я какое-то время сидел обескураженный услышанным, пока меня не окликнули: — Петрович, какими судьбами?.. Я развернулся и увидел своего клиента, который часто парился у меня. Это был охранник гостиницы и на мой вопрос о Шмидке, он утвердительно кивнул головой и подошел к администратору. Через пару минут он снова подошел ко мне и сказал, что это прилетевший два дня назад турист — гражданин ФРГ Вальтер Шмидке и пробудет он в гостинице еще три дня. Тогда я подумал, каким образом Обидайло заделался гражданином ФРГ и стал Шмидке? Поблагодарив охранника, я уже было собрался выходить из гостиницы, как в этот момент из дверей лифта вышел Обидайло со своим спутником. Проходя мимо меня, он вдруг остановился и внимательно посмотрел своим колючим взглядом прямо мне в глаза и, ничего не сказав, прошел дальше в холл гостиницы. Стало понятно, что он тоже узнал меня и я, нахлобучив на глаза фуражку, быстро вышел из гостиницы.