Читать книгу "Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Кушнир"

«Как-то раз ко мне пришли ребята, наверное, Шура Храбунов, еще кто-то, — рассказывал лидер „Аквариума“. — Сказали, что у них большие проблемы с Майком и попросили совета, что им делать дальше. В данном случае ответить мне было нечего. Поскольку единственный вариант, который здесь действует — это сдать человека в больницу. А значит — разорвать с ним связи на всю жизнь».

В середине августа Майк неожиданно вспомнил о существовании прелестной Оли Липовской, которую не видел более десяти лет. Своим звонком он застал бывшую супругу звукорежиссера Марата Айрапетяна врасплох. В тот момент Оля собиралась на конференцию по гендерным вопросам и опаздывала на самолет до Копенгагена.

Разговор получился скомканным и достаточно странным. «В нашей стране желательно погибнуть, чтобы стать окончательно популярным, — сопел в телефонную трубку Майк. — А пока ты жив, тебя почему-то не особенно ценят…»

На отчаянье в голосе Науменко Ольга не обратила внимания — наспех решили созвониться после возвращения в Питер. А когда через две недели Липовская вернулась домой, сын встретил ее в дверях с вопросом: «Мама, а ты в курсе, что Майк умер?»

И чемоданы выпали у нее из рук…

Пока Липовская тусила в Дании, в России грянул путч. На фоне всеобщего уныния и танков в телевизоре, «Аквариум», колесивший тогда по сибирской глубинке, устроил в городе Усть-Илимске настоящую «антигэкачепистскую» манифестацию.

«Мы предполагали снова уйти в подполье и искать другие формы жизни, — уверял Гребенщиков. — Собирались вести партизанскую войну всеми доступными нам методами».

Что делал в эти дни Майк Науменко, доподлинно неизвестно. На поверхность он вынырнул чуть позже, появившись на дне рождения у Коли Васина с пластинкой «LV» в руках.

«Утром 25 августа мы с ребятами, которые остались у меня ночевать, пошли в бар „Жигули“, — рассказывал впоследствии Васин. — И Майк пришел туда же. Выглядел он совсем неважно… Был отечен, руки тряслись. Попил пива умеренно и говорит: „Я выйду покурить“. И не вернулся. Мой дружок, который с ним выходил, сказал мне: „Майк просил передать, что ему худо, и он пойдет домой“. Больше я его и не видел».

Фото: Игорь Шапошников

У Леши Рыбина существует своя версия событий:

«В ночь перед смертью у Васина сильно пили. Майк был очень плох, с черным лицом… В таком состоянии упасть затылком на асфальт — легче легкого. Насколько я помню, у Науменко диагностировали перелом основания черепа — типичная алкогольная смерть, когда человек в глубоком опьянении падает на спину. Вряд ли его кто-то „повстречал“ во дворе. В последний год жизни он покупал выпивку у местных дилеров, его все знали и любили, он был свой человек. Майк сумел подняться, дошел до дома, грохнулся еще раз в коридоре и умер».

«После того, как Майк и Наташа расстались, я предложила Мише переехать к нам, — вспоминала Галина Флорентьевна. — Он собирался это сделать, как только я вернусь из отпуска. Поэтому я и позвонила на Боровую 27 августа. К телефону подошел кто-то из соседей. „Майк спит“, — сообщили из телефонной трубки. А через какое-то время мне перезвонили со словами: „Вы знаете, Миша все еще спит и как-то странно храпит. Может быть, вам лучше приехать?“»

Фото из архива Сергея Чубраева

Когда мама вместе с Таней Науменко появились в квартире на Боровой, Майк уже не дышал. Потом откуда-то возникли санитары, долго искали простыню, и тело, завернутое в несвежее постельное белье, наконец увезли. После чего Храбунов с Кириловым прочно засели на кухне и начали методично уничтожать ящик вина, привезенный Тасей из Молдавии. Они выпивали бутылку за бутылкой, но вино их не брало. Под утро разошлись трезвыми и охуевшими.

А в последний день лета в опустевшую комнату заглянула сестра Майка. Долго искала какие-то документы и случайно обнаружила на подоконнике несколько страниц машинописного текста из «Ближайшего родственника». Перевернув все вверх дном, она поняла, что вопреки клятвам и обещаниям, книгу Рассела ее брат так и не перевел до конца. В суете Татьяна не сразу заметила, что постер Марка Болана разорвался пополам и бесшумно упал со стены на пол.

СТРАННЫЕ ДНИ
(ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ)

Прошло много лет. Как-то раз, в разгар работы над книгой, я разместил в соцсетях эмоциональный пост про Боба Дилана, мифологией которого сильно увлекался. В ответ посыпалось множество комментов, а один человек даже написал, что особенно любит альбом Дилана Desire. Выбор показался мне несколько странным, и я имел неосторожность втянуться в дискуссию. Выяснилось, что новый знакомый предпочитает этот альбом отчасти потому, что его подарил ему в 1988 году.… Майк Науменко. На катушке, естественно. Каков подарочек, а?

От неожиданности я подпрыгнул на стуле, предчувствуя крупную удачу. Мы продолжили активное общение в фейсбуке. Человека звали Борис Мазин, он работал директором крупного медиахолдинга и был родом из Казани. Смешно, но в столицу Татарстана я собирался ехать буквально через несколько дней. Мы созвонились, и началась жаркая переписка.

Вначале Борис прислал совместное фото с Майком — в квартире на Боровой. Это выглядело словно мираж. Потом выяснилось, что они дружили с 1984 по 1991 год, а последний раз виделись буквально за две недели до смерти Науменко.

Мазин рассказал, как он был меломаном, журналистом и диджеем, а также успел организовать Майку несколько концертов в Казани. Они много общались на почве музыки: постоянно обменивались магнитофонными записями и рок-прессой. Борис часто приезжал в Ленинград, и музыкант дарил ему свои волшебные переводы книг о Марке Болане.

На нашей встрече в Казани Мазин дал мне невероятное двухчасовое интервью — про «Зоопарк», ленинградский рок-клуб и самого Науменко. Мы сидели в лобби уютной гостиницы ТаtarInn и беспрерывно говорили, говорили, говорили. Вопросы Мазину задавали я и Сергей Гурьев, мой боевой друг, редактор и ангел-хранитель.

Это интервью было не похоже на сотни других. Борис рассказывал быстро и доверительно — что называется, без тормозов. Чувствовалось, что ему хочется сообщить о Майке нечто важное, о чем ленивое человечество по сей день так и не знает. И конкретно у меня после этой беседы восприятие лидера «Зоопарка» начало меняться. Было много ярких откровений, типа: «Науменко был лентяй и мечтатель, талантливый фантазер с низким КПД.… Обязательно отрази в своей книге, что Майк-1985 и Майк модели 1990 года — это два разных человека. И тут дело даже не в выпивке, а в его окружении».

В финале беседы Мазин подарил мне бесценный архив: редкие фото, несколько номеров «Рокси», машинописные переводы Майка и потрепанные выпуски Melody Maker из коллекции Науменко.