Читать книгу "Красная роза - Анна Миланз"

Но куда важнее было услышать, что невозможно было избежать.

Это та самая ситуация, когда никто нам не мешает, если не считать, что слышны шаги людей.

― Что между нами творится? ― Ее ресницы затрепетали, смущение проскользнуло во взгляде, будоража мое сознание. Была она умелой, но все равно стесняющейся меня. ― Я так сильно запуталась в нашем балагане, что не увидела конец нитки. Не увидела, что за автомобиль проехал между нами, что показал своим сигналом в тишине наших томных вздыханий…

Мне бы и саму знать, что происходит с нами двумя. Я не могу назвать ситуацию одним словом, не могу сообразить, что же заставило до боли принять на себя такую едкую влюбленность. Она просочилась под саму кожу, оставляя за собой кровь и разрезы до глубины души.

― Ханна, ты сама понимаешь, что мы сошли с ума, ― тихо усмехнулся, сталкивая нас лбами. Прикрыл глаза, слушал ее неровное дыхание, переплетающееся с моим. ― Нами одолели чувства…

― Одолели… Но что будет дальше? Ты видишь, как между нами стоит невидимая стена этой чертовой вереницы соблазна, ― укоризненно, видимо, для себя сказал она.

― Я не могу тебе сказать прямо про наше будущее, ― выговорил это намного громче, оглушая свои легкие тяжким грузом. Отпускать ее под предлогом, что между нами стоят многие стереотипы ― бред. ― Не хочу даже упоминать об этих рамках. Ханна, я столько шел рядом с тобой, столько навязывал себя быть рядом с тобой не ради формальной напыщенности. Я делал это из-за чувств к тебе… Неужели, ты не понимаешь?

Взял ее лицо в свои ладони и заставил посмотреть на себя. Несколько прядей волос упали ей прямо на глаза, и поспешил заправить за ухо, чтоб видеть свежее и нелицемерное личико. Видеть небольшие морщинки в уголках глаз, расслабленность, выразительные скулы, маленький носик, который хочется целовать всегда и губы, приоткрывающиеся от каждого моего прикосновения к ней.

― Я влюблен тебя до беспамятства. Вижу тебя везде, как бредовый сон, слежу за тобой, словно параноик. Ты завладела моим сердцем.

― Эрик, ― ее губы задрожали, глаза прикрылись. Видел, как на нее накатывает благоверная истерика. Не та, что устраивают девицы, оказавшиеся в моей постели, а на следующее утро за дверью. Истерика, ― где чувства выражены ничего не стоящими слезами: солеными и мокрыми ― и улыбкой, зная, что ты нужна кому-то. ― Ты же издевался надо мной вначале года. Для чего? Ради потехи, веселья, забавы? Скажи, что не было твоим очередным ходом завоевать доверчивостью и растоптать…

― Нет. Не было, глупенькая. Никогда.

Не хочу вредить настоящей правдой.

Одна одинокая слезинка скатилась по ее щеке, которую я сразу же стер большим пальцем. Ханна все не пыталась посмотреть на меня: боялась найти во мне ошибку, испортившая ее и так чуть ли не разбившееся сердце.

― А что тогда?

― Еще при первой нашей встречи, когда Фейн решил к тебе подкатить, ты показалась для меня слишком зацикленной на учебе и замкнутой в себе. Но с каждым шагом, с каждым новым толчком, пробиваясь сквозь чащу на путь выбранный сердцем, я видел в тебе уникальную личность, пытающаяся строить свое будущее. И меня задело, продинамило и убило…

Грустная улыбка коснулась ее губ.

― Мне тяжело было совладать с собой, думая о том, чем ты зацепила меня. Сколько костяшек было мною разбито об стенку, когда стервозная девушка била меня по мозгам. Да, я психовал, бунтовал, злился на самого себя… Но ни за что на тебя.

― Успокаивает, ― хмыкнула она, пытаясь посмеяться над картиной «Эрик Росс сносит все на своем пути». ― В тот период я была задета до мурашек твоим присутствием. Только это не главное…

Девушка раскрыла свои большие глаза и взглянула на меня, заставляя видеть, какой хаос учудили мои слова внутри. Во мне тоже не шуточно все перевернулось и заиграло каким-то ходом против короля. Мелкие карлики бегали, сновали туда-сюда, выбивали из колеи самых сильных и крепких, проделывая дорогу к сильному и высокому господину. Шах и мат. Она выиграла в этом раунде.

― После твоей первой проделки во мне проснулось забытое и сгнившее чувство, от которого всеми способами бежала. Вот только…ты продолжал мне напоминать об этом, испытывать на состязании, и все больше я боялась заглянуть за границы настоящего.

Эллингтон вцепилась в меня пальцами, стараясь удержать себя на весу. У нее от каждого слова ноги подгибались, глаза становились мокрее. Не видел ее никогда прежде такой раскисшей, сломленной и задетой. Она призналась мне, пускай не открыто, но все же я понял, ― очередные отношения не увенчались бы успехом для ее состояния, разорвали бы на части.

Я собирался попользоваться и отступить, предлагая это другим. Все изменилось. Больше мне не хочется эгоистично и наигранно играть свою роль, выполнять такие знакомые действия, чтобы добиться девушку ради одной ночи, потом получить сполна удовольствие от слез. Ханна Эллингтон рядом со мной. В моем сердце. Мне не хотелось ей причинять боль, вредить морально и физически. Я хочу стать для нее больше, чем обычный человек: быть спасителем, любимым, родным и милым… Как бы это не звучало, но, да, быть милым мне хотелось только с ней. Ни с кем другим.

― Эрик, я не хочу тебя отпускать, ― дрогнувшим голосом ответила она, прижавшись губами к моей щеке.

Такие простые слова. Всего шесть слов. Боже, да я расцвел нисколько от слов, сколько от понимания, как сильно ее скрепляет рядом со мной. Я не могу допустить тот факт, что Ханна будет с кем-то другим, не со мной рядом в обнимку, не в одной постели, не на глазах у тысячи студентов, которым предстоит узнать об этом уже в понедельник.

― Ты заставил меня ожить по-новому, открыться со всеми своими тайнами перед тобой и почувствовать себя, наконец, настоящей.

― А ты, Ханна, вытащила меня с тьмы. Я тебе благодарен. Сильно. Безумно. Чувственно. Благодушно.

Я не умел любить, не знал, что такое благосклонность, не распоряжался своей жизнью так, как желаю на самом деле. В жизни циркулировал один четкий и строгий пункт: быть сильным, бить больно и не подпускать к себе никакого. Отец воспитал во мне монстра, навязывающий другим, что в мире мы поодиночке выживаем, боремся за право быть признанными. Он сделал меня врага своей страны, внушил чертово самолюбие и тщеславие, гордость и агрессивность, злость и силу.

Но сейчас я готов бороться за нас двоих. Я уверен, она та, кто мне нужен. Мы оба будем выживать и доказывать, как же некоторые ошибаются в своей правоте.

― Ты, мое солнце, ― выговорил с оттенком тепла, и принялся целовать каждый закоулок милого личика: щеки, скулы, лоб, нос, подбородок, губы. ― Будь моей девушкой, будь для меня моим якорем.

― А ты моим путеводителем…

От переизбытка счастья утянул девушку в долгом, податливом и желанном поцелуе, сминая губы в очередной схватке. Я держал ее лицо в своих ладонях, она вцепилась руками в мои руки, будто стараясь не терять меня. Нас ничто не могло сейчас рассоединить. Языки встречались, касался кончиком языка неба, что вибрация от стона передавалась и мне, а соленый привкус от слез только усиливался. Она плакала.