Читать книгу "Спектакль - Джоди Линн Здрок"

Она услышала за спиной шаги и инстинктивно закрыла коробку. Белобородый доктор в очках кивнул ей, проходя мимо; медсестра с бинтами в руках следовала за ним. Они завернули в палату тети Бриджит.

Она прислонилась к бетонной стене коридора и вернулась к чтению.

В возрасте 26 лет мне сделали переливание, и магия преобразила меня, заставила полюбить жизнь, Париж и самого Бога сильнее, чем когда-либо. Прожив 25 лет, я наконец ОЖИЛА. Дар, доставшийся мне, – ясновидение через сны. Это было каждодневным сюрпризом: какой из своих снов я на следующий день увижу в настоящей жизни? Иногда это была сценка в парке, порой вкусная еда или разговор с незнакомцем. Каждый день какая-то часть моих снов становилась реальностью.

Я родила мертвого ребенка в 20 лет. Его крошечное тельце являлось мне во сне целых пять лет. Получив магию, я перестала видеть эти кошмары.

Нет, просто кошмары стали другими.

Когда люди шептались о ПОСЛЕДСТВИЯХ, я жалела тех, у кого они были, в том числе Августина. Он исцеляет людей и забирает часть их недугов себе на время. Я считала, что мне повезло. Я не страдала ни от каких побочных эффектов.

Пока не начала.

Кажется, это началось постепенно. Я понимаю сейчас, когда пишу эти слова эти слова эти СЛОВА, что безумие подкрадывается незаметно, как тать в ночи (Первое послание к фессалоникийцам, 5: 2). Не это ли святой Павел говорил, или имел в виду, или писал?

Мои сны стали реальностью, а реальность – сном, и насилие приходило ко мне во снах, а я совершала насилие, когда просыпалась. НО Я ДОЛЖНА БЫЛА, ПОТОМУ ЧТО ДОЛЖНА БЫЛА. Я знаю, что видела: младенцев, невинных, убитых, убиваемых, убийц, убивающих невинных. И я пыталась и пыталась и пыталась спасти их и я пыталась делала спасала их.

Никто не верит. Никто не верит. Никто никто никто никто никто никто никто никто никто никто никто никто никто никто

Затем слова становились еще менее осмысленными – они были случайными, неправильно сложенными, будто кто-то не говорящий на французском взял список фраз из учебника и бездумно их скопировал. Это продолжалось еще на паре страниц, а потом почерк тоже становился неразборчивым. Затем и буквы стали бессмысленными петлями, линиями и закорючками. К четвертой странице это уже была абсолютная тарабарщина.

Далее шло еще около двадцати страниц таких каракулей. Затем, на последней странице, тетя Бриджит подписала свое имя большими, четкими буквами.

Натали подняла взгляд от бумаг. Тетушка родила мертвого ребеночка? Она вдруг осознала, что не знала ничего о тете Бриджит, кроме того, что видела во время визитов в лечебницу, и того, что помнила с детства. Натали даже не станет делать вид, что полностью понимает тетушкино безумие. Эти слова давали хотя бы крохи понимания, на которые Натали могла опереться, что-то настоящее, в чем могло укорениться ее сочувствие.

Она раскрыла страницы веером, зажав между большим и указательным пальцами, дивясь и ужасаясь их содержимому.

– Это, возможно, последнее, что она написала, – сказал папа, появившись в дверном проходе. Голос его был грустным и полным ностальгии.

– Мама сказала, что ты их сжег.

– Я собирался, – сказал он, понизив голос, – потому что это было непростое время для Озаренных, и я не хотел держать в доме никаких записей об экспериментах Энара. Когда время пришло, я не смог это сделать: из уважения.

Натали закрыла коробку крышкой.

– Ты мне говорил, что повел тетушку к доктору Энару потому, что она страдала меланхолией. Это… поэтому? – спросила она, прижав к себе коробку.

Папа кивнул.

– Она стыдилась, что ребенок родился не в браке, и была убеждена, что его смерть в утробе – это наказание. Мужчина, от которого был ребенок, оставил ее. А скорбь осталась с ней, – он посмотрел через плечо с печальным лицом. – Магия Энара должна была дать ей… нам… новую дорогу в жизни. Я хотел, чтобы она снова почувствовала себя живой.

– Она и почувствовала. – Натали видела вину в его глазах. – Она так и написала, папа: что будто ожила.

– Ненадолго, – сказал он с горькой улыбкой.

Она посмотрела в комнату на свою тетю, не по годам увядшую.

«Вот так будет и со мной? И с папой? И с месье Патинодом? Мы все станем как ты, тетушка?

Или тебе просто не повезло?

Если магия и наука никогда не встретились бы в лаборатории Энара, кем ты стала бы?»

– Августин! – позвала мама из комнаты.

Они вернулись в палату. Тетя Бриджит закрыла глаза, пока медсестра собирала снятые бинты. Папа заговорил с доктором, который обратился к нему сухо и вывел его в коридор.

– Мама, медсестра Пеллетье сказала, что нужно подписать документы за это, – сказала Натали, поднимая коробку. – Я потом покажу тебе, что там.

– Вы можете пройти со мной, чтобы это сделать, – сказала медсестра. Она скатала в рулон последний бинт и показала маме жестом, чтобы та следовала за ней.

Мама только успела переступить порог, как тетя Бриджит села.

– Это было о тебе, Натали. Она искала тебя.

Сердце Натали подпрыгнуло.

– Кто? Где?

– В моем сне. Ты спала под деревом в парке. Женщина в черном держала в одной руке окровавленный нож, а в другой – маленькую стеклянную бутылочку.

– Женщина в черном? – в груди у Натали все натянулось, будто тетива. Это снова безумие? Или это каким-то образом… настоящее?

Тетя Бриджит подозвала ее приблизиться.

– Ее руки были все в занозах, нож держать было больно. Она на пути к тебе зарезала мужчину, примерно возраста Августина, он лежал на сером полосатом покрывале лицом вниз, так что я его не рассмотрела. И отсюда досюда, – сказала тетя Бриджит, проводя рукой от локтей до кончиков пальцев, – она была в крови.

Она вздрогнула. Она никогда не видела тетю Бриджит такой осознанной, такой ясноглазой, не буйной, не злой.

Настоящей.

– Эта женщина, – начала Натали, борясь с ужасом, подступавшим к горлу, – как… как она выглядела?

– Красивое лицо, темные косы, высоко уложенные на голове. У нее был необычный головной убор, красно-золотой, в форме веера. Ростом с тебя.

Комната закружилась вокруг Натали как карусель.

Почему она раньше не сообразила? Все было на виду. Все.

Занозы.

Красно-золотой веер.

Красно-золотая карточка с молитвой. Святому, чья история обращения была связана с кровью. Конечно, кровь. Всегда кровь.

Она видела мадам Резню не раз и не два, а три раза.

И однажды она была при этом с Темным художником.