Читать книгу "Метка Зверя - Слава Доронина"

Уже после того, как он ушёл, я поняла, что по моим щекам текли слезы. Слезы отчаяния и боли, любви и ненависти. Этот калейдоскоп сменялся каждый раз, показывая новую грань, и я уже не знала наверняка, от каких суждений отталкиваться и чему верить. Мне было очень больно, больно и одновременно грустно, что он стал свидетелем той сцены. И что самое ужасное… я чувствовала свою вину!

Я понимала, что это не конец, но сейчас слишком устала, чтобы думать обо всем этом. Легла на кровать, закрыла глаза и заснула, затерявшись в мире красивых снов, где была счастлива с Алексеем. В другом сне я снова переживала все те унижения и боль, которым он меня подверг, а в третьем, будто оказалась на его месте. Сидела в какой-то незнакомой машине и смотрела застывшим взглядом через окно на счастливую пару, как молодой мужчина держал на руках прекрасную белокурую женщину и кружил ее в воздухе, а она счастливо смеялась. А когда они повернулись ко мне лицом, то поняла, что это был Леша и та самая девушка с благотворительного вечера – прекрасный ангел по имени Виктория... И меня такое отчаяние пробрало, и слезы застили глаза, что он ее выбрал, а не меня, ее решил сделать счастливой и с ней быть рядом... будто всю боль и разочарование его почувствовала, о которых он мне днем говорил.

Я проснулась вся в испарине, а когда села, почувствовала сильное головокружение. Мне потребовалось какое-то время, чтобы спустить ноги с кровати. Прерывисто втянула в себя воздух и пообещала с этой минуты взять себя в руки. И если разговора со Зверевым не избежать, то, по крайней мере, его можно было оттянуть. Потому что я не знала, что могла бы ему сейчас сказать. Слишком свежи все нанесенные раны. А мои приоритеты резко переменились. На первый план вышел ребенок и безумное, сильное желание доносить его до положенного срока и благополучно родить, а не выяснять отношения и искать ответов, кто прав в итоге, а кто виноват. Оба виноваты. А я в большей степени, когда он впервые пришел на порог моей квартиры, что впустила его — и в дом, и в свою жизнь. И не уверена, что теперь получится выгнать.

46 глава. Алекс

Я стоял у большого панорамного окна и смотрел, как снег кружил в воздухе, казалось если протянуть руку, то можно прикоснуться к прекрасному. Главные улицы пестрели гирляндами, люди в суматохе бегали туда-сюда, а у меня внутри как будто образовалась нескончаемая бездна, в которую я летел примерно последний месяц своей жизни. Но вот внизу появились первые проблески света, и снова забрезжила надежда... Знакомые все ощущения: предвкушение, убеждение, что на этот раз я на верном пути и именно сейчас достигну конечной цели... Сколько раз я разбивался о камни внизу этой самой пропасти, когда призрачная надежда, что я нашёл брата, разбивалась, а огни казались лишь обманчивым преломлением света? Сбился со счета. Но спустя время, снова набирался душевных сил, сам себя воскрешал и продолжал поиски...

Взяв телефон в руки, я набрал номер Игошина и услышал длинные гудки.

— Да, — услышал в динамике сухой голос.

— Это Зверев. Ты говорил, что хотел съездить в Сосновку?

— Да, действительно… — озадаченно произнес он. — Вот уж кого не ожидал услышать… Как Катя?

— В порядке, — я проигнорировал вопрос о девушке, блокируя о ней мысли и воспоминания. Мне был необходим трезвый ум, а эта сегодняшняя встреча с ней и разговор снова вывернули все наизнанку у меня в душе. — Мой бывший партнёр отстроил коттеджный посёлок в Сосновке. Мне по делам необходимо ехать в те места. Если ты ищешь конкретный дом, то я мог бы договориться о том, чтобы войти на территорию?

— Да... Громов Потап, мы о нем говорим, верно? — уточнил Игошин.

— Да, именно. — Все учредительные документы были оформлены на мужчину. — Я через два часа буду на месте.

Да, черт дери, у меня был план! Информация Бориса лишь твёрже убедила меня в том, что я, как никогда, был близок к цели. Но я хотел удостовериться в этом окончательно. И был только один способ выяснить это. Не знаю, что меня останавливало от шага спросить у Игошина некоторые нюансы и подробности из его жизни в лоб, но я был уверен, что если он попросит показать ему именно мой… наш дом... От одной этой мысли меня бросало в жар и холод одновременно.

— Отлично. Дорогу я помню. Постараюсь подстроиться. Правда, не уверен, что найду и вспомню дом, где когда-то жил. Но попытка не пытка, раз такая ситуация. Спасибо.

О, если это то о чем я думаю, то ты обязательно вспомнишь! Наш дом стоял на прежнем месте, я лишь укрепил фундамент и сделал внутри косметический ремонт, но в целом сохранил первозданный вид. И если я помнил наш дом, то и он вспомнит, когда увидит. Если... если все же был моим братом.

Спустя час я гнал в сторону выезда из города, дворники работали, как сумасшедшие, счищая с лобового стекла снег. Вплоть до совершеннолетия я не ездил в Сосновку. Мать похоронили на местном кладбище. Уже спустя много лет я перезахоронил ее в Москве, когда финансово окреп и встал на ноги. Тогда же и сменил фамилию и матери переменил на девичью, чтобы о том поддонке, который ее убил, ничего не напоминало. До последнего ждал, что Саша будет меня искать. Но он не искал. А я до сих пор не понимал, почему. И я мечтал узнать ответ на этот вопрос. Мечтал услышать его правду. Как он столько лет жил, зная, что где-то там остался я? Я был совершено один, без семьи и матери... В принципе, как и он...

О Кате я запрещал себе даже думать. Ее беременность вконец выбила почву из-под моих ног. И в глубине души я мечтал, чтобы этот ребёнок был моим. Хотя все еще не исключал возможности, что между Игошиным и Катей... Хотя нет, не было ничего. Пришёл сегодня к ней, увидел ее — такую потерянную и хрупкую, снова колючую и такую же сломленную, как и я, и будто пелена с глаз спала. Боже… уму непостижимо! Мне ведь ещё раньше следовало подумать об Игошине, что он, возможно, имел какое-то отношение к моему Саше только по одному тому, что мы выбрали с ним одну и ту же женщину...

Я сидел в машине и ждал. Ждал, когда приедет Игошин и снова думал о Кате, хотя и обещал себе не возвращаться к этим мыслям, пока все не решится с братом. Но пока ехал, ее лицо и все слова сегодняшние не шли из моей головы. Я ещё вчера узнал о том, что она беременна. Когда договаривался с врачом о том, чтобы ее перевели в отдельную палату и создали все комфортные условия. Вот после допроса Марины сразу и позвонил. Едва сдержался, чтобы не придушить мерзавку прямо в кабинете у Старовойтова, когда она рассказывала о том инциденте на лестнице. А когда позвонил в больницу и узнал, что Катя в положении, так и вовсе чуть не вернулся в участок и не нарушил свой главный завет не бить женщин. Максимум что мог сделать для нее, так это упрятать за решетку. Пусть молится, чтобы в итоге все обошлось с ребёнком, даже если тот окажется в итоге не моим. Навсегда свободы лишу, потому как знал, что для Кати эта беременность много значит. Да и не было у меня больше сомнений в ней после нашего разговора. Права она. Ее он только. Ее, и ничей больше. Уже когда я из палаты вышел, понял, что не вернусь больше ничего выяснять. Ни позже, ни через день. Просто оставлю Катю в спокойствии. Нам обоим нужно время, чтобы остыть и подумать, но ей в большей степени, потому что... больно было нам обоим сейчас обо всем этом говорить. А я не хотел, чтобы она дров наломала, таких же, как и я. Хоть и не во всем согласен я был, но чувства ее понимал хорошо. И как она тонко заметила, что я выбрал самый прямой и жестокий путь возмездия. Но даже отмотай время назад и вернись в ту минуту, когда их увидел с Игошиным, вряд ли поступил бы иначе. Так мне больно в тот момент было, что даже сейчас, осознав, что и не было ничего, сердце заходилось, когда вспоминал ту сцену.