Читать книгу "Имя для ведьмы - Надежда Первухина"

– Лоботомия? Баб Кать, это из области научной фантастики. Да и что такое человек без памяти?! Нет уж, пусть она все помнит и стыдится этого прошлого...

– Это, по-твоему, этично?

– А у нас есть еще выход? Самое страшное, если Наташа примется за старые фокусы.

– Вот этому мы и должны противостоять. Вот что я тебе скажу, Вика. Наталья лишилась рассудка не тогда, когда ее покинули демоны, а гораздо раньше: когда вместо того, чтобы детей рожать да хозяйством заниматься, сунулась в дела, совершенно ее не касающиеся.

– Логично.

– Вот оттуда и будем начинать ее лечение. Баба Катя внимательно воззрилась на расклад.

– Дрянь дело, – наконец заключила она. – Вокруг нашей королевы карты, означающие болезнь, потерю, даже лишение свободы. Ну, по сути, помешательство – это лишение свободы и есть. Теперь смотрим будущее... Влиятельный друг больше не оказывает поддержки, так... спасение приходит через хлопоты старой соперницы... Ха, вот странно!

– Что такое?

– Карта, означающая замужество. Причем легла она и рядом с картой Натальи, и рядом с твоей. Смеха ради можно сказать, что вы выйдете за одного и того же человека, причем одновременно, но это вряд ли... Скорее всего, одна из вас будет у другой свидетельницей на свадьбе. Так что есть повод навестить портниху!

– Глупости это, баб Кать, – вздохнула я.

– Может, и глупости, а только карты врать не станут. Что ты еще узнать у меня хотела?

– Как Наташу лечить. Она сейчас в квартире Баронета, пока спит, я ее заговорила. Но не может же она спать постоянно! А проснется – кукла да и только! Я ее на унитаз сажала, как ребенка малого.

– Это еще ничего, повторяю, не самое страшное. Во сне-то ее лечить лучше всего. Знаешь, как шаманы дух в тело возвращают? Вот то-то. Ладно, завтра съезжу я с тобой к твоей болезной, погляжу, что делать надо. А сейчас домой пора, время позднее. Не обессудь...

– Благодарствую за совет. – Я задумчиво наблюдала за тем, как гадальные карты сами складываются в колоду. – Я вам сейчас такси вызову, баб Кать...

И тут старая гадалка пребольно дернула меня за ухо!

– Гордая стала, да?! – шепотом прокричала она, – Сидит, губы надула, нюни распустила, а про свою нужду поведать характер не позволяет?! Ох, Вика!...

– Да ты о чем, баб Кать! – Я схватилась за ухо. Больно же!

– А о том! У тебя весь вечер глаза, как у кутенка утоплого! Значит, бросил тебя твой любимый, и без карт это ясно.

– Что ж теперь. Бросил так бросил. Старое только бередить...

– И ответь мне как на духу: и знать не хочешь, как он сейчас поживает?

Я вздохнула:

– Хочу.

– То-то же. С этого и надо было начинать! Есть у тебя в доме миска глубокая и широкая?

– Да, в общем... Только я в ней картошку чищу.

– Вымой и неси сюда! И прекрати такими глазами на меня смотреть!

Через пять минут я поставила на стол старую эмалированную миску, которую добросовестно отдраила до блеска порошком. Баба Катя придирчиво осмотрела посудину и дала команду наполнить миску водой. Повертела ее по три раза туда-сюда, пошептала что-то и заявила:

– Нужна вещь.

– Какая?

– Его вещь. Личная. Носовой платок. Шнурок от ботинка. Даже использованный презерватив пойдет. Нужно установить имитативный контакт...

– У меня есть только его книга, в смысле – им написанная. И кстати, в книге напечатана его фотография.

– Подойдет. Тащи!

«Выбор Тристана» сунули под миску. Баба Катя опять начала что-то шептать, приказав мне сидеть, не двигаться и ни в коем случае не говорить. В кухне потемнело, а вода в чашке, наоборот, как-то странно засветилась. Баба Катя вынула из волос высокий гребень, окунула его в воду, отчего та подернулась голубоватой дымкой и заколыхалась. Потом мокрый гребень вернулся на место.

– Вика, в воду гляди, а меня слушай, – тяжело и глухо приказала гадалка. – И ни звука не издавай!

Я вгляделась в колыхавшуюся воду. Не самый удачный вариант магического кристалла, но что поделаешь... Я увидела длинный стол, уставленный всяческими яствами, кучу налегающего на яства народа и не меньшую кучу народа, вокруг стола слоняющегося с бокалами в руках.

– Хуже презентации может быть только большая презентация, – низким насмешливым голосом сказала баба Катя, и я поняла, что она говорит голосом Авдея.

А потом я увидела его. В белом костюме, с эффектно отросшими волосами и узкой бородкой он был похож на мафиози-интеллигента. Он с явно скучающим видом выслушивал долгую тираду своего собеседника – тучного азиата в трещавшем по швам смокинге. Наконец ему это, видимо, надоело, он коротко рассмеялся, пожал азиату руку и двинулся прочь...

И теперь он был в оранжерее. Или в зимнем саду. Чаша показывала мне переплетение лиан под потолком, острые листья пальм и кресла возле небольших фонтанов. Авдей сел в кресло, вытянул ноги, закрыл глаза...

– Черт, как надоело это все! – услышала я из уст гадалки его голос. – Мышиная возня, тараканьи бега, ставки на то, кто первым получит премию... Если бы ты была здесь, ты бы тоже над этим смеялась.

Я затаила дыхание, боясь спугнуть чары. О ком это он?

– Если бы ты могла меня слышать! Я бы сказал тебе, какой я идиот и сволочь, потому что ушел тогда! Но ты не услышишь и не узнаешь, что я без тебя просто не живу. Аб-со-лют-но!

Он вскочил, принялся расхаживать взад-вперед по гравиевой дорожке.

– Я потерял тебя и сам в этом виноват. Я звонил тебе на работу, мне сказали – ты уволилась. Спросил адрес – написал черт-те сколько писем, наверное, ни одно не дошло до тебя, раз ты не отвечаешь... Вика, я люблю тебя!

Ужасно слышать слова, произнесенные родным до боли голосом, и видеть, что произносит его медиум. По лицу бабы Кати градом катился пот, видимо, ей трудно было держать канал...

– Любимая, ты ведь ведьма, может быть, ты слышишь меня? Когда я вот так, один, надрываясь душой, тебя зову?! Вика, я хочу быть с тобой! Слушай, Вика!

Я истратил себя в тоске,

Я не помнил себя с другими.

А тебя не спутать ни с кем -

Ведь тебе даровано Имя.

Как другим даруется сан

Или право на казнь и милость.

А я спал и не ведал сам,

Что во сне – это ты мне снилась.

А я шел и не знал – зачем

Уходить от тебя. И разве

Без тебя будет в жизни честь,

Без тебя будет в жизни праздник?

Только Имя твое, как сталь, —