Читать книгу "Михаил, Меч Господа. Книга пятая. ЧВК Всевышнего - Гай Юлий Орловский"

У Сатана крылья не просто черного цвета, а кожистые, с крупными когтями на изломах, нарочито отвратительные и пугающие, это вызов, неприятие норм, установленных Господом.

Сатан окинул их огненным взглядом багровых глаз, крылья мощно ударили по воздуху, толкнув всех мягкой волной, и в следующее мгновение взмыл вверх и тут же пропал из виду.

Глава 14

Азазель проводил его долгим взглядом, в глазах проступило нечто вроде сожаления, вздохнул, покачал головой.

– Все такой же гордый… Ладно, набирайтесь сил. Возвратиться нам никто не поможет. Только сами.

Обизат сказала быстро:

– Здесь больше никого!.. Хоть сто лет пролежим!

Михаил сказал задумчиво:

– Уриил, Брулефер, Аббаддон… Их сразили такие же гиганты, это я о нас, если кто не понял, но вот отряд ангелов… Не понимаю! Полегли так быстро, как зеленая трава под косой смерти… Что с ними не так?

– В аду их защита теряется, – пояснил Азазель. – Здесь они то, что люди называют пушечным мясом. Скорее, отвлекающий момент.

– Да? – спросил Михаил. – Но тебя этот отвлекающий момент поцарапать успел. Да и Сатану вроде бы досталось.

Азазель отмахнулся.

– Исход схватки был бы решен Брулефером и Уриилом с той стороны, а с этой был только я. Так рассчитал Уриил. Перевес был такой, что да, они бы победили легко. Но не учли Сатана и тебя.

– Тем более, – подсказал Михаил, – Кейдо.

– Его даже я не учел, – признался Азазель. – Но умных просчитывать труднее. Это простые, как на ладони… Думаю, Кейдо и сам не знал до последней минуты, что ринется нам помогать.

– Не люблю философов, – сказал Михаил.

– Все простые их не любят, – согласился Азазель. – А ты, куда уж проще?.. Впрочем, так и должно быть для стабильности и устойчивости общества. Любого!

Михаил спросил с обидой:

– Почему это?

– А-а-а, не хочешь быть простым? Верно, всем нам хочется быть сложными, а вокруг чтоб все простые, понятные, легко просчитываемые… Но воины изначально простые. И если кто из умников берет в руки оружие, сразу становится простым. Как человек, у которого в руке молоток, везде видит только гвозди.

Обизат слушала-слушала их, сказала растерянным голосом:

– Но архангел… Как мог предать архангел? Я думала, это ж самые близкие и доверенные Ему…

– На тот момент да, – согласился Азазель. – Но все-таки, когда Сатан отказался поклониться человеку и признать его хозяином созданного Творцом мира, почти все ангелы были с ним согласны. С Сатаном, имею в виду. Хотя, конечно, и не выказали ввиду неоднозначности ситуации. Слишком уж человек был ничтожен в сравнении с ангелами.

Она охнула:

– Почти все?

Он кивнул, окинул ее благожелательным взглядом, как смотрел бы мудрый дед на прелестную своей наивной глупостью хорошенькую внучку.

– Да, – согласился он, – но когда Сатан поднял открытый мятеж, его поддержало меньше трети ангелов. А в битву на его стороне встала вообще горстка. Вот их и свергли вместе с ним в Ад. Понимаешь?

Она прошептала, глядя на него расширенными глазами:

– Остальные остались… не свергнутыми?

– Ну да, – сообщил он. – Так что вот такой не совсем хороший расклад. Часть все-таки со временем поумнели, но остальные бараны так и остались чистосердечными баранами. Некоторых мы сейчас во главе с Брулефером и отправили в небытие. Хороших, но… заблуждающихся.

Она спросила слабеньким голоском:

– Значит, на Небесах сторонников Сатана даже больше, чем мы думаем?

Он кивнул.

– Много больше. Но молчат. Архангел Михаил, по их справедливому мнению, поступил слишком круто, воспользовавшись, как говорят среди людей, силовым ресурсом. А должен был, как говорят они же, постараться победить в словесной дискуссии, в дебатах, в фейках, пиар-акциях… Но архангел Михаил, будучи дуболомом, сразу прибег к силе! Это так соблазнительно, но последствия той ошибки терзают мир до сих пор.

Она сказала мстительно:

– Попался бы мне!

– Милая, – сказал Азазель ласково, – все тогда были молоды и слишком… горячими. Сатан говорит слишком… даже очень слишком. Михаил вспылил, оскорбления пошли с обеих сторон… Сейчас бы Михаил так не орал, уверяю тебя! Да и Сатан был бы сдержаннее… Все с возрастом становятся умнее и сдержаннее. А когда все молоды, безрассудны и абсолютно уверены, что уже знают, как поступать и что делать.

Она посмотрела на него с недоверием.

– А ты?

Он горько улыбнулся.

– Я тоже. Ждать не хотел, молодость нетерпелива, решил ускорить это дело с людьми. Двести таких же альтернативно умных, как сейчас говорят, пошли со мной… Сейчас бы сказали, что я выбрал третий путь.

– Сейчас бы сказали, – произнесла она с сочувствием, – что ты выбрал самый лучший путь.

– Из трех неверных, – согласился он, – я выбрал лучший. Точнее, я сам его придумал!.. Потому что самый умный и нарядный!

Она улыбнулась, Азазель все сводит к шуткам, чтобы не так горько, даже ей понятно, хотя, конечно, он в самом дел прожил эти тысячи лет интереснее остальных.

Михаил уже пересматривал вещи в рюкзаке, зря тащил лаунчер, сказал с неудовольствием:

– Как ты любишь себя хвалить! Мог бы и поскромнее.

Азазель ответил с обидой в голосе:

– А разве наш Творец, которого называешь то Господом, то Богом, а то и вовсе Господом Богом, не сказал самодовольно «Хорошо!», создав этот не совсем уж идеальный мир?

– Ну знаешь ли, – сказал Михаил, – то Господь, а то ты!

– Я Ему подражаю, – сообщил Азазель. – А ты, значит, против своего Господа?

Михаил дернулся, сказал поспешно:

– Ты что, ты что! Я никогда не буду мятежником! Ты на меня не наговаривай!.. Я верен!

– Присяге?.. Ладно-ладно, не отвечай, Светлотемный. Или Темносветлый?.. Вот и поймешь людей лучше. У них у всех часть от Сатана, заставившего Еву понести от него, и часть от Творца, вдохнувшего душу.

Бианакит, что помалкивал, отдыхая и набираясь сил, подал голос:

– Агиросион, насколько я помню от старших, был доверенным лицом Люцифера?

Все молча обратили взоры на Азазеля. Тот поерзал, сказал сердито:

– Вам бы это спросить у самого Сатана!.. А я бы посмотрел, как он ерзает и отводит глазки… И объясняет, что Сатан и Люцифер это хоть и одно и то же, однако в разных ипостасях…

Он повел плечами и замолчал, а Михаил сказал в великом раздражении:

– Ненавижу эти двойственности, колебания и аватары!.. Почему у меня никогда не было сомнений и раздвоения личности?