Читать книгу "Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды - Тара Брах"

Наша подлинная и изначальная природа описывается в буддизме Махаяны как праджяпарамита, сердце изначальной мудрости. Это совершенство мудрости называется Матерью всех Будд, «та, что показывает мир [как он есть]». Ее называют «источником света… так что все страхи и огорчения могут быть оставлены». Когда мы соединяемся со свой подлинной природой, мы полностью освобождаемся от транса неполноценности. Мы больше не боимся и не сжимаемся, мы знаем, что наша глубинная суть – чистое, пробужденное осознавание, которое с любовью заключает в себя все мироздание.

Когда мы достигаем духовной зрелости, наше стремление жить с открытым сердцем становится сильнее нашего желания избежать боли.

Иногда временами у нас может случаться внезапное и глубокое прозрение в свою подлинную природу. Однако для того чтобы освоиться с этой истиной, чтобы привнести ее в нашу повседневную жизнь, обычно требуется постепенное раскрытие. По этой причине процесс познания своей истинной сути называется путем пробуждения. И хотя путь подразумевает, что мы идем в какое-то другое место, в духовной жизни путь открывает нас осознаванию и любви, которые, как писал Т. С. Эллиот, «здесь, сейчас, всегда».

Я проходила недельный ретрит по медитации, и в его разгар наш учитель задал простой, но глубокий вопрос: «Вы действительно верите в то, что вы – будда?» Внутри себя я ответила: «Абсолютно… иногда». Бесчисленное количество раз я воспринимала свое сердце и ум пробужденными и свободными. В эти мгновения возникала вера в то, что моя изначальная природа – это чистое осознавание. Когда я покоилась в этой истине, я чувствовала себя абсолютно настоящей и дома. Но также я знала, что огромное количество времени каждый день я верила в свое маленькое «я», которое не оправдывает ожиданий и должно стать другим.

Желая стать более осознанной в отношении этой устойчивой иллюзии маленького «я», в оставшиеся дни ретрита я время от времени спрашивала себя: «Кем я себя считаю?» Я была практикующим, которого одолевали навязчивые мысли и который старался недостаточно сильно. Я была женщиной, которая носила слишком сексуальные и нескромные одежды для буддийского ретрита. Я была критикующим человеком, внутри которого постоянно шел комментарий по поводу того, как другие выглядят и ведут себя. Я была застенчивым йогином, который хотел впечатлить своего учителя во время разговора. Такой вопрос оказался очень полезным инструментом для выявления того, как часто и как глубоко я погружалась в транс. Я видела: когда я воспринимаю себя как некую версию маленького «я», то не распознаю пробужденное осознавание, свою изначальную природу, не доверяю ей. И пусть это случалось не так уж часто, какое-то чувство страха и отчуждения всегда присутствовало во мне.

Казалось, что в результате этого ретрита привычка не доверять своей подлинной природе усилилась. Однажды утром, когда Нараян собирался в школу, я медитировала в спальне. Мой ум был довольно спокоен и умиротворен, я не сосредотачивала внимание на чем-либо, а просто покоилась в осознавании. Образы, звуки, ощущения появлялись и растворялись в безграничном пространстве ума. Я переживала прекрасную свободу, когда ни за что не цепляешься, и чувствовала невероятную нежность к миру. Аромат природы будды был насыщенным и явным: я чувствовала себя такой же всеобъемлющей, как небо, и пробужденной, как сияющее солнце. Никуда не надо было идти: все заключалось в этом осознавании.

Посреди этой медитации в дверь громко постучали, и Нараян вломился в мою комнату. Виноватый и запыхавшийся, он попросил меня подбросить его до школы – он бежал изо всех сил, но все равно опоздал на автобус. Моя открытая сияющая вселенная неожиданно схлопнулась до роли и обязанности матери. Я согласилась, натянула джинсы, и мы вышли из дома. По мере того, как мы медленно ползли по улицам Вашингтона в самый час пик, я становилась все более нервной. Когда я спросила, подготовился ли он к сегодняшней контрольной, он пробормотал: «Не совсем». Дальнейшие расспросы выявили, что он забыл накануне взять свои рабочие тетради домой. Я сдержалась и не сделала типичное замечание о том, как он организует свою жизнь и даже не пригрозила наказанием. Но я чувствовала, как мои внутренности скрутило от раздражения. Когда он привычно потянулся, чтобы включить радио, я сказала: «Ни за что!» и раздраженно оттолкнула его руку. Рэп – это было уже слишком.

Почувствовав, как сжались челюсти и напрягся ум, я напомнила себе, что это тоже возможность для практики осознанности. Но это напоминание было лишь абстракцией. Реальность заключалась в том, что я чувствовала себя взвинченной, невротичной матерью, которая попалась в ловушку ответных реакций. Осознавание, которое я так лелеяла и совсем недавно познала как свою подлинную природу, стало внешним и далеким ароматом. Он не имел отношения к женщине, которая пробиралась по пробкам.

Подъехав к дому, я выключила двигатель и просто сидела в машине. Иногда машина служила мне таким же хорошим пространством для соприкосновения с настоящим моментом, как и самый святой зал для медитации. Сначала я чувствовала беспокойство и сопротивлялась порыву устремиться в дом и проверить почту и телефонные звонки. Вместо этого я ждала, чувствуя свое тело и ощущая, что требует наибольшего внимания. Сидя так, я видела, как белки гонялись друг за другом по деревьям на моем заднем дворе. Мои чувства также гонялись друг за другом, и я знала, что мне придется дать им выход. По ссутулившимся плечам и нарастающему чувству усталости я распознала поражение.

Я чувствовала себя такой умиротворенной и открытой за секунды до того, как сын вошел в комнату. Как я могла сжаться так внезапно, почувствовать себя такой неполноценной, такой раздраженной, такой напряженной? Я терпела поражение на всех фронтах – в медитации, в материнстве, в жизни. Это чувство неуверенности в себе было знакомо. Смогу ли я когда-нибудь удерживать внимательное и открытое осознавание во время взлетов и падений повседневной жизни?

В кульминационный момент пробуждения Будды Гаутамы он столкнулся с огромной силой сомнения. Он провел ночь под деревом бодхи, отвечая с осознанностью и сочувствием на все вызовы Мары, бога жадности, ненависти и заблуждения. Когда ночь близилась к завершению, Гаутама знал, что его ум и сердце пробуждены, но он все еще не до конца свободен. Мара бросил ему самый сложный вызов: по какому праву Сиддхартха стремится к просветлению? Другими словами: «Что ты о себе возомнил?» Именно голос Мары заставляет нас злиться на самих себя, отказываться от нашего пути, убеждает нас, что мы идем в никуда.

Когда мы соединяемся с тем, что находится прямо перед нами, мы осознаем подлинную неизмеримость того, кто мы есть.

В ответ на этот вызов Гаутама дотронулся рукой до земли, призывая ее засвидетельствовать его многие жизни, полные сочувствия. Касаясь земли, он также касался основания пробужденного осознавания – сердца совершенной мудрости, из которой проистекают все просветленные существа. Он призывал свою подлинную природу рассеять все сомнения, которые удерживали его от полной свободы. Легенда гласит, что, когда он дотронулся до земли, она задрожала, и небо загрохотало. Мара, увидев, что перед ним – не человек, а созидательная сила осознавания, в страхе бежал.