Читать книгу "Последняя из амазонок - Стивен Прессфилд"

Мы усвоили, что нельзя устремляться на неприятеля как попало, неорганизованной толпой: делать это можно лишь после того, как под началом единого командира соберётся боеспособный отряд. Только тогда можно решаться на вылазку, собрав всё мужество, имеющееся в твоём распоряжении. Ибо — если кто не знает — вылазка требует особой отваги. Хотя вид прорвавшегося за укрепления, а потому торжествующего врага и вселяет страх, следует помнить: как раз в такие моменты он особенно уязвим. Стиснутый в узком пространстве пролома, устремляющийся только вперёд противник неизбежно открывает свой тыл и фланги. Контратакуя, следует заходить с тыла и справа, ибо спины многих бойцов не прикрыты латами, а щит у каждого надет на левую руку.

Этот день ничем не отличался от других. Когда массы врагов — скифов, тавров и амазонок — хлынули в пролом севернее ворот Каллироэ, афинская кавалерия и пехота двинулась наружу, чтобы схватиться с ними врукопашную. Итония, некогда оживлённый торговый и жилой квартал, превратилась в поле боя. Четыреста наших всадников, смелых и прекрасно вооружённых, галопом вылетели на расчищенное пространство, сшиблись с амазонками и, как чаще всего случалось при конных стычках, были разбиты наголову. Воительницы действовали как единое целое благодаря тому, что их командиры отдавали приказы не криком — в грохоте боя слов всё равно не разобрать, — а жутким, нечеловеческим свистом. От одного этого звука нас пробирало холодом. И за каждой такой руладой следовал какой-нибудь опасный манёвр или сокрушительная атака.

Проигрывали мы не только в конном маневрировании, но и, в первую очередь, в индивидуальном боевом мастерстве. Лучшие из воительниц сеяли в наших рядах настоящий ужас, ибо среди нас не было ни единого бойца, способного стать достойным противником для Элевтеры или Скайлеи. Кони неприятеля были сильнее наших и лучше обучены, а железное оружие амазонок легко пробивало бронзу наших доспехов.

Одно дело — поносить противников как дикарей, впадающих в бою в умоисступление, и совсем другое — испытывать это умоисступление на себе. Тем более что на самом деле амазонки являлись не «сумасшедшими дикарками», а профессиональными воительницами, прекрасно умевшими возбуждать в себе безумную ярость, когда это требовалось, и гасить её, если случалась передышка.

Кроме того, их сплочённость была такова, что ни одна воительница, сколь далеко ни зашла бы она в упоении битвой, даже в разгар самой жестокой сечи не оставалась без поддержки своих подруг. Помогая друг другу, они наносили удары один за другим, как бьёт, вбивая клин, молот. Устоять перед пресловутым «амазонским серпом», атакой развёрнутым полумесяцем, невозможно, и многие наши всадники, соскочив с коней, пустились наутёк пешими. Остальных перестреляли или вышибли из седел; в искусстве конного боя мы значительно уступали степнякам.

Зная это, я предпочитал сражаться пешим, держа коня в поводу. Причиной тому, признаюсь, было желание иметь под рукой какое-то средство отступления, когда придётся уносить ноги. Кроме того, вернуться назад, потеряв коня, было бы просто стыдно.

Наш отряд окопался на склоне под Палладием, сформировав, как нам казалось, устойчивый фронт. Строй из пехоты и спешенной кавалерии был обращён лицом на запад, к алтарю Герсефории, точнее, к тому, что осталось гт него после того, как наши разобрали часть святилища на камни для баллист, а враги завершили разрушение ради забавы.

Неожиданно перед нами появилась сама Элевтера, сопровождаемая отрядом в два десятка конных телохранительниц. На левом предплечье каждой амазонки висел щит в форме лунного серпа, в руке зажат лук с оперённой стрелой. На наших глазах они развернулись для атаки и взяли поводья своих коней в зубы, чтобы освободить обе руки. Элевтера издала свист, и в считанные мгновения к месту столкновения примчались ещё два отряда, один со стороны моста, а другой оттуда, где пешеходная тропа спускалась к Илиссу. С нашей стороны все лучники на крепостной стене наложили стрелы и прицелились. Воздух над площадью загустел от пыли, поднятой копытами амазонских скакунов и артачившихся в испуге лошадей афинян.

Сквозь пыльную пелену мне удалось разглядеть знакомый гребень шлема Главки Сероглазой и щит Текмессы Чертополох. Каждая из этих воительниц имела под началом около сорока всадниц. Элевтера произвела ещё несколько резких, отрывистых звуков, и внезапно девушка из отряда Главки Сероглазой вырвалась вперёд и промчалась вдоль нашего строя, повернув к нам своего коня правым боком и свесившись на левый, так что её полностью скрывал лошадиный корпус. На полном скаку она выпустила в нашу сторону несколько стрел, и наши без приказа принялись стрелять в ответ. Что, видимо, и требовалось амазонкам: они устремились в атаку прежде, чем наши лучники успели снова наложить стрелы на тетивы.

Сероглазая ударила слева, Текмесса — в центр нашего строя. Амазонки стреляли на скаку, и многие наши лучники падали, как сжатые колосья, так и не сделав второго выстрела.

Подняв глаза, я увидел атаковавшую на левом фланге Элевтеру. Удивительно, но, хотя наши командиры не носили никаких знаков различия и она никак не могла знать их в лицо, её стрелы без промаха сразили сначала сотника Телекла, а потом его помощников — Мнемона и Алфея. Оставшись без командования, мы обратились в беспорядочное бегство, удирая куда глаза глядят.

Я не видел, как пали под её секирой медник Демарат, Эокл по прозвищу Плешивый, силач Андротион, который мог поднять над головой телёнка, и учитель Аристон. Их оскальпированные тела амазонки позднее бросили у наших позиций.

Та часть оставшегося без командования отряда, которая всё ещё держалась вместе и с которой оставались мы с Ксеноклом, уходя из-под удара конницы, натолкнулась на вражеский обоз, откуда нас обстреляли повара и фуражиры.

Дважды мне удавалось отыскать взглядом Селену, но она меня, похоже, не замечала.

Мы находились в сотнях локтей от Полукольца. На всём пространстве перед стенами царил хаос. От нашего строя не осталось и следа, а те мелкие подразделения, которые сохраняли организованность, старались укрыться за остатками городских построек. Мы боялись, что враг перережет нам путь к возвращению за линию укреплений. Амазонки и скифы рыскали повсюду, отлавливая беглецов и отсекая головы павшим; мы слышали, что из человеческих черепов дикари делают чаши, которыми похваляются на своих пьяных пирах.

Мы с тревогой озирались на южные ворота, Каллироэ и Мелитские, и на ходы для вылазок: над стенами уже был поднят сигнал «Отходить», но сделать это было не так-то просто. Об организованном отступлении не могло быть и речи: мелкие группы хаотично перемещались между зданиями; то здесь, то там происходили мелкие стычки.

Собственно, всё сражение, происходившее на ограниченной площади в несколько квадратных миль, теперь представляло собой мозаику такого рода столкновений. В какой-то момент наша группа оказалась на уступе склона холма Муз. Оттуда на пространстве между нами и Пниксом можно было насчитать с полдюжины схваток с участием нескольких десятков бойцов и пару десятков совсем уж мелких поединков.

Конец нашему отряду пришёл на Журавлиной улице. Там, как и на других улицах этого квартала, дома лепились прямо к скале. Сейчас все они были разрушены: от них остались лишь остовы, лабиринт полуобвалившихся наружных стен да межкомнатных перегородок. Вот в этом-то садке мы и оказались зажаты между воительницами Титании с одной стороны и скифами Медной реки — с другой.