Читать книгу "Синий лабиринт - Линкольн Чайлд"

Пендергаст не ответил. Какой смысл реагировать на горячечные галлюцинации!

Диоген сделал еще глоток лимонада.

– Но что делает эту иронию столь восхитительно полной, так это то, что Альбан – всего лишь катализатор твоей смерти. Настоящий убийца – твой прапрадед Езекия. Вот как аукаются грехи отцов! Мало того что тебя убивает эликсир его производства, так еще именно из-за эликсира косвенная его жертва, этот Барбо, сделал тебя объектом своей мести. – Диоген помолчал. – Езекия, Альбан, я. Милая семейка, не правда ли?

Пендергаст хранил молчание.

Продолжая сидеть вполоборота, Диоген смотрел на неистовое зрелище, бурлящее у него под ногами.

– Я думал, ты будешь рад этой возможности искупления.

Уязвленный, Пендергаст наконец заговорил:

– Искупления? За что?

– И это спрашиваешь ты, с твоей щепетильностью, с твоим закоснелым представлением о морали, с твоим бессмысленным желанием нести добро в мир? Для меня всегда оставалось загадкой, почему тебя не мучает тот факт, что мы всю жизнь живем в довольстве и достатке благодаря состоянию, которое сколотил Езекия.

– Ты говоришь о том, что произошло сто двадцать пять лет назад.

– Разве прошедшие годы как-то уменьшили страдания его жертв? Сколько времени нужно, чтобы смыть с этих денег всю кровь?

– Это ложный силлогизм. Езекия не гнушался выбором средств для зарабатывания денег, но мы – невинные приобретатели его богатства. Деньги приходят и уходят. Мы ни в чем не виноваты.

Диоген издал смешок, почти заглушенный ревом вулкана. Потом покачал головой:

– Разве это не парадокс, что я, Диоген, стал твоей совестью?

Изнуряющая боль из реальной жизни начала прорываться в галлюцинацию. Пендергаст подошел к жерлу вулкана, выпрямился.

– Я… – начал он. – Я… не… виновен. И я не собираюсь спорить с галлюцинацией.

– С галлюцинацией?

Только теперь Диоген наконец повернулся к брату. Правая сторона его лица – та, что была в профиль обращена к Пендергасту, – выглядела такой же нормальной и тонко вылепленной, как всегда. Но левая была страшно обожжена, от подбородка до линии волос кожу стягивала красноватая рубцовая ткань, похожая на древесную кору, скуловая кость и пустая глазница были обнажены и оставались белыми.

– Продолжай утешать себя этим, frater, – прокричал он сквозь рев горы.

Так же медленно, как поворачивался к Пендергасту, Диоген отвернулся, спрятав искалеченную сторону своего лица и вновь устремив взгляд на Шиара-дель-Фуоко. И в этот момент сцена ночного кошмара стала подрагивать, блекнуть, исчезать, и Пендергаст снова остался один в своей спальне с приглушенным светом, омываемый новыми волнами боли.

57

Глубоко внизу под спальней Пендергаста, в одном из последних помещений нижнего подвала стояла, тяжело дыша, Констанс. Через плечо у нее был перекинут ремень черной нейлоновой сумки, с платья свисали клочья паутины.

Она дошла до конца коллекции доктора Еноха. Шел третий час дня, и она уже несколько часов пыталась найти необходимые компоненты для противоядия. Поставив нейлоновую сумку, она снова просмотрела список, хотя и без того отлично знала, чего не хватает. Хлороформа и масла мари белой.

Она нашла бутыль хлороформа, но оказалось, что та была плохо запечатана и содержимое за прошедшие годы испарилось. Хлороформ можно было получить по рецепту, но это заняло бы слишком много времени, к тому же Констанс полагала, что убедить доктора Стоуна выписать рецепт будет непросто. А вот масло мари белой было куда более серьезной проблемой, потому что из-за своей токсичности оно более не применялось в травяных наборах. Если она не найдет масло здесь, значит удача ей изменила. Оно непременно должно было храниться где-то в коллекции, поскольку являлось обычным компонентом чудодейственных средств прошлого.

Но пока это масло не попалось ей на глаза.

Констанс двинулась назад, проходя под арками из помещения в помещение. По пути вперед она пропустила несколько разгромленных хранилищ, но теперь собиралась осмотреть и их. Они с Проктором вот уже несколько месяцев предпринимали отчаянные попытки расчистить подвал: сгребали в кучи битое стекло, осторожно убирали разбитые артефакты и просыпанные химикалии.

Что, если бутыли с нужным ей маслом были среди тех разбитых и выброшенных?..

Она остановилась в единственном помещении, к уборке которого они еще не приступали. Здесь повсюду валялись перевернутые полки, на полу, усыпанном веществами разного цвета и покрытом засохшими липкими лужами, сверкали и переливались миллионы кусочков битого стекла. В воздухе, словно токсичный миазм, висел зловещий запах плесени. Но не все было разбито: многие бутыли лежали целыми на полу, а некоторые полки все еще стояли ровно или в наклонном положении, заполненные сосудами всевозможных цветов, на каждом из которых виднелась этикетка с надписью, сделанной изящным почерком Еноха Ленга.

Констанс стала просматривать бутыли на полках, избежавших разгрома. Бутыли позвякивали под ее пальцами, пока она перебирала одно латинское название за другим, бесконечную череду веществ.

От этого можно было сойти с ума. Система каталогизации, которой пользовался доктор Енох, существовала только у него в голове, и после его смерти Констанс так и не смогла разгадать ее. Она подозревала, что и системы-то никакой толком не существовало, просто доктор, с его фотографической памятью, запомнил местонахождение всех химикалий в коллекции.

Закончив просматривать одну полку, Констанс перешла к другой, потом к следующей. Одна бутылка упала на пол и разбилась, и Констанс ногой отшвырнула осколки в сторону. В ноздри ей ударил отвратительный запах. Она перебирала бутылки все быстрее и быстрее, в спешке роняя их на пол. Посмотрела на часы – три.

Зашипев от досады, она перешла к проверке бутылей, лежащих на полу. Скользя ногами по битому стеклу, она наклонялась, брала в руки бутыль, читала этикетку и отбрасывала бутыль в сторону. Здесь было много масел – календулы, семени бурачника, примулы, коровяка, корня лаконоса, но только не мари белой. В приступе отчаяния Констанс набросилась на одну из полок, которые были уже обследованы, и вывернула ее содержимое на пол. Бутыли упали с грохотом и плеском, и в нос ей ударила поистине невыносимая вонь.

Констанс отошла в сторону. Подобная потеря контроля была непростительной. Глубоко вздохнув несколько раз, она взяла себя в руки и начала просматривать последние полки.

И вдруг увидела большую бутыль с надписью «Марь белая». Прямо перед собой.

Она схватила бутыль, положила в сумку и продолжила искать хлороформ. И нашла чуть ли не в соседней бутылочке – маленькой, хорошо закупоренной. Засунув и эту бутылку в сумку, она двинулась к лестнице, ведущей к лифту.

Она восприняла это неожиданно вернувшееся везение как благоприятный знак. Но стоило ей войти в библиотеку и задвинуть на место шкафы, как она увидела миссис Траск, протягивающую ей телефонную трубку.