Читать книгу "Генерал-адмирал - Роман Злотников"

Несмотря на мои опасения, программа пошла просто на ура. Не говоря уж о том, что учиться физически все же несколько легче, чем работать на заводе, всем стремящимся попасть в программу было ясно, что это шанс вырваться со дна жизни, получив хорошую профессию и почти гарантированное трудоустройство. Поэтому конкуренция за место в программе сразу стала бешеной, доходило даже до поножовщины. Ну а это позволило организовать жесткий отсев. Так что в Германию поехали только полностью освоившие программу первого этапа парни. Это было жестоко. Программа началась в феврале 1889-го, и скажу, забегая вперед, продлилась три года. Из шести сотен человек первого потока отсеяли сто сорок семь. Из восьми сотен второго — двести двадцать. Трое из отсеявшихся повесились, а один из кандидатов на отсев, не став его дожидаться, бросился с моста в Неву. Его, слава богу, спасли, но в программе он не остался. Мне была важна еще и психологическая устойчивость будущего персонала. Только вот тренировать ее не было ни сил, ни возможностей — оставалось отбирать, потому программа и проводилась столь жестко. Эти парни должны были стать костяком моих будущих предприятий, призванных осуществить технологический рывок, и мне было не до сантиментов. Кто способен — вытянет, а нет — что ж, у него есть его прежняя жизнь, которой он как-то жил до того, как попал в программу…

Ну а второй проект включал в себя организацию по всей стране нескольких десятков ремесленно-промышленных училищ, куда предстояло набирать мальчиков с двенадцати лет. Этим ничего не платили, зато для них были организованы плотные горячие обеды, так что конкурс и в эти училища впоследствии был бешеный. Программа обучения здесь была более разнообразна, насыщена и растянута на четыре года. Я планировал, что через четыре года у меня уже будет достаточно рабочих мест, чтобы принять первых выпускников, но ошибся. Мест оказалось гораздо больше. К тому же около трети выпускников училищ нашли работу на местных предприятиях и не поехали ко мне. Так что пришлось лихорадочно затыкать дыры, организуя нечто вроде той же программы «Стажировка» в варианте вечерней школы уже прямо при заводах. Но до этого было еще четыре года…

В Магнитную я попал только к концу апреля. Здесь все было в порядке. Работы шли ходко, немцы заканчивали первую домну, закладывали вторую, а под третью копали котлован. Кроме того, вовсю велось строительство усовершенствованных немцами печей для производства стали по процессу, разработанному французским инженером Мартеном. На стройке уже работало восемь американских паровых экскаваторов, управляемых пока еще американцами, но на каждом уже был штатный помощник машиниста из русских. Да и на остальные специальности этой машины с весьма солидным экипажем велась активная подготовка русского персонала.

Из трех запланированных кирпичных заводов один уже работал, а два достраивались. Я проторчал на стройплощадке четыре дня и тихо ретировался к Тимирязеву. Все шло хорошо — зачем мешаться.

У Тимирязева тоже все было в порядке. Они с моей тройкой рассчитали несколько вариантов конфигурации семейных ферм, наиболее подходящих для данной местности, на разное количество рабочих рук — от двух-трех пар до двенадцати — пятнадцати. Так, чтобы и зерноводство, и животноводство дополняли друг друга. То есть чтобы было куда девать кормовые культуры, высаживаемые в определенные годы на поля для смены севооборота, ну и чтобы имелась возможность подкормить поля и в первую очередь огороды естественными удобрениями — навозом, компостом… А также убедили несколько семей переселенцев заложить таковые. Естественно, в кредит. И Климент Аркадьевич заявлял, что уже через год-два у них будет поблизости от опытовой станции несколько весьма привлекательных «наглядных пособий» для переселенцев. А казначей доложил, что разработал кредитную программу для них, которая позволит, во-первых, достаточно быстро вывести товарное производство на безубыточный, а затем и на прибыльный уровень, и во-вторых, заставит новоиспеченных владельцев ферм жестко исполнять рекомендации ученых. А то ежели переселенцы в этой местности вздумают работать по старинке…

Общее число крестьянских семей, определенных на поселение, достигло двухсот, но почти половина из них занимались хозяйством не больше года, так что смотреть там было не на что. Поэтому по хозяйствам я не поехал. К тому же у меня была еще одна причина, по которой я не стал особенно задерживаться. И называлась она — Всемирная выставка в Париже.

До Парижа я добрался в конце июля, когда выставка была в самом разгаре. И не один, а с племянником. Брат, услышав просьбу отпустить меня на выставку, тут же повелел прихватить с собой и Николая, а то, мол, тот увлекся офицерской службой, существенную часть которой составляют пирушки с сослуживцами. Эвон, генерал Данилович докладывает — за один вечер сто двадцать пять бутылок шампанского уговорили. А я на него благотворно воздействую. Сразу после общения со мной цесаревич-де то запрется и всякие научные кривые рисует, то к отцу Иоанну в Кронштадт ездит… Ну что ж, возможно, оно и к лучшему, хотя присутствие Николая и затрудняло мне проведение нескольких встреч, которые я запланировал на выставке. Ничего — вывернемся.

К тому же я вез в Париж еще около трех сотен русских инженеров и ученых. И почти четыре сотни студентов, в основном из числа опекаемых Обществом вспомоществования в получении образования сиротам и детям из бедных семей, но и несколько десятков, рекомендованных попечительскими советами крупных университетов, институтов и технического училища.

Россия как государство в этой выставке официально не участвовала на основании того, что выставка «приурочена к столетию со дня казни французского короля». Так что наш павильон оформляло Русское техническое общество, которое потратило на то много собственных средств, и отправленная им в Париж делегация оказалась весьма скудной. Да тут еще такой трагический случай со смертью комиссара русского отдела, члена Русского технического общества Евгения Николаевича Андреева. Вот я и прихватил на свой кошт некоторое количество народу. В основном, конечно, из числа тех, кто был задействован в моих проектах, — Попова, Блинова, Менделеева, Пироцкого с Теслой и других, — но также и тех, кого меня попросил привезти председатель Русского технического общества Петр Аркадьевич Кочубей. Он сетовал, что не догадался выйти на меня заранее, тогда, мол, с моей помощью они могли бы подготовить такую экспозицию, что все ахнули бы. Но я его разочаровал, сказав, что не пошел бы против воли брата, который, как и большинство других европейских монархов, отказался участвовать в этом мероприятии, и что вообще я пока предпочитаю смотреть и учиться. Тем более что, по моему глубокому убеждению, на таких выставках нам стоит показывать только уже освоенную в производстве продукцию, а не отдельные опытные образцы, иначе основную работу сделаем мы, а сливки из-за нашей промышленной отсталости снимут другие. Судя по выражению лица, Петр Аркадьевич со мной был не согласен, но промолчал…

Большая часть делегации поехала поездом, а мы с Николаем и еще человек тридцать — на «Дмитрии Донском» до Копенгагена, где Николай должен был по пути посетить бабушку и дедушку. Вот он за время этого перехода и пообщается с умнейшими русскими (и не только) людьми. Может, чего от них переймет, да и глядишь, на них произведет благоприятное впечатление. Мальчик он умный и обаятельный, а что пирушки — так в двадцать один год кто не пил-то? К тому же я знал, что уж алкоголиком Николай точно не станет. Уж этого недостатка у последнего русского государя никто не упоминал. А при удаче появится у него свое лобби и на интеллектуальном небосклоне…