Читать книгу "Точка невозврата - Александр Чубарьян"

Изловчившись, Стас выбил его из руки противника, и инъектор, пролетев несколько метров, с глухим стуком упал на пол. В ту же секунду у него самого в голове от затылка до кончика носа будто жахнуло осколочной гранатой.

Стас врезался в стол, а охранник, стоящий сзади, поправил синтетическую кожу на вживленном в костяшки кастете, схватил парня за волосы и притянул к себе удушающим приемом.

– Вот так мои усилители е**т твои мышцы, – громко прошипел ему в ухо, сдавливая горло.

– «Будут противиться грешники, ибо не ведают, что творят», – продолжая напевать, священник подобрал инъектор.

Игла уже находилась в нескольких сантиметрах от шеи. Скосив глаза, Стас видел, как вращаются мельчайшие валики, перемещая по кругу едва заметную иглу, видел палец, уже почти надавивший на спусковую кнопку.

Дверь открылась, и рука с инъектором замерла.

Стас бросил затравленный взгляд на вход.

Ти-Бон. В очках. С новой прической. Все та же безукоризненная симметрия в одежде. И улыбка на лице.

– «И тогда девочка попросила сказочника не убивать главного героя, – процитировал он, заходя в комнату и закрывая за собой дверь. – А сказочник не мог ей отказать, потому что это было третье и последнее желание девочки».

– Ты кто такой? – спросил охранник и, отпустив Стаса, шагнул к нему. Сбоку придвинулся его напарник.

– Обычно при таких вопросах я отвечаю словами Гёте, но, боюсь, ты не поймешь тот глубокий смысл, который в них вложен. Стас, поднимайся и уходи.

– Он отправляется с нами, – произнес священник с инъектором. – А ты лучше уходи, странник.

– Отец Захарий, если не ошибаюсь? Макс Давидян, Зурик Карапетов, как там тебя еще? Вашего верховного клоуна уже предупредили о том, что вы часто стали совать нос не в свои дела. Стас?

Парень стал приподниматься. Священник двинул рукой.

Реакции Стаса и его силы не хватило, чтобы уйти от инъектора во второй раз. Реакции и силы Ти-Бона – да, но он не шевельнулся.

Игла ткнулась в шею, пульсаторы определили угол наклона иглы, и Стас почувствовал укол, сопровождавшийся мягким шипением.

Синтетическая дрянь, которую ему вкололи, стала действовать почти мгновенно. Ноги подкосились – успел подумать, мол, хорошо, что сзади есть стул, на который можно присесть. Голова закружилась, Ти-Бон превратился в сумрачное пятно, медленно двинувшееся в сторону охранника… потом его напарника… священники… потолок ярко-коричневый и становится грязно-синим… хотя не «хамелеон»… Белая спортивная машина… именнуха… потолок из натуральной кожи, обшитой бриллиантами… храм Аграбы, Марианская впадина, космическая станция, арена Колизея… До боли знакомый Костин голос напевает:

– «…Спи, я завтра зайду за тобою первым лучом…»

Не может быть такого. Костя мертв. Может быть потолок-хамелеон, могут быть бриллианты на потолке и львы Колизея, но Кости уже нет.

– «…уже никогда, никогда не увижу…»

Куда его везут? Зачем? Что он хочет, этот чертов кореец? Еще одно тест-сканирование мозга? Или корректировка?

Плывет все. Слезы на глазах, а зрачки сухие и горят огнем.

– «…такая любовь убьет мир…»

Знакомое место. Это не Гарлем и не Маленький Китай, это что-то, где он часто бывал когда-то. Но где это? Что это за небоскреб с вогнутыми стенами?

И почему здание шатается на ветру?

Лифт. Он поднимался на нем когда-то.

Этаж. Двери. Здесь живет кто-то, кого он хорошо знает.

Дверь открывается. На пороге Дашка. Смотрит на Ти-Бона, на висящее у него на руке тело Стаса, потом молча делает шаг назад, освободив проход.

Коридор как пропасть. Кто-то невидимый щелкает выключателем – и все проваливается в пустоту.

* * *

– «Дай зрячему прозреть и слух глухому. Ну и меня, конечно, не забудь…» В восемнадцатом веке поэты не очень жаловали скромность и смирение.

Смутно знакомый голос доносился сквозь вязкую пелену, но его хотя бы было слышно. Ощущение – словно вечность провел в вакууме и еще не полностью из него выбрался. Сильнодействующий релаксант с целым букетом побочных явлений либо психотроп с вирусными генами.

Прийти в себя, оценить обстановку, потом действовать.

А голос определенно знаком.

Ти-Бон.

Но есть кто-то еще.

Глаза Стас не открывал. Постарался, чтобы дыхание не сбилось, лежал в буквальном смысле неподвижной статуей.

– Почему ты не хочешь рассказать, что происходит на самом деле?

Дашка. Сидит справа, метрах в трех. Голос отражается от стены, значит, сидит спиной к нему.

Смотрит на Ти-Бона.

– Потому что я не знаю. Что происходит, и происходит ли это вообще… и важно ли это на самом деле?

– Когда Стас очнется…

– Он уйдет. И не станет ничего рассказывать. Не потому, что он тебе не доверяет, а потому, что знает правила.

– Что значит – уйдет? – Дашкин голос меняется, в нем неуверенность и подозрение. – Навсегда?

– Не совсем. Думаю, он вернется через два-три года. Он сам принял такое решение, – торопливо добавил Ти-Бон, видимо посмотрев на Дашку.

– И ты тоже ничего мне не расскажешь?

– Расскажу. Когда-нибудь, но только не сейчас.

Чиркнула зажигалка, почти сразу же Стас почувствовал запах легкого ароматизированного табака. Дашка.

– Ты точно уверен, что врач не нужен?

– Уверен. Он уже давно очнулся и слушает нас. Тасик! Ты с нами?

Дальше притворяться смысла нет. Стас открыл глаза, присел на кровати, подтянув ноги. Посмотрел на Ти-Бона, потом на Дашку; та кивнула ему и затянулась.

– У меня тоже есть пара вопросов, – буркнул Стас, пристально глядя в глаза корейцу-«брату». – Точнее – один: какого хера?

– Даш, дашь поговорить? – Ти-Бон не отвел взгляда, смотрел ровно, демонстрируя великолепную выдержку ИскИна.

Дашка несколько секунд колебалась, потом поднялась и молча спокойно вышла из комнаты.

– Ну и? – спросил Стас. – Кто эти монахи?

– Ты связан со смертью сына их предводителя. Боюсь, они хотят устроить тебе неприятности.

– Эрик?

– Его собирались представлять как нового мессию, и для верующих будет плохим примером то, что Господь не покарал убийц своего сына.

– А ты там оказался случайно, да? – с сарказмом произнес Стас.

– Не случайно, – ничуть не смутившись, признался Ти-Бон. – Я ждал этого.

– Зачем?

– Хотел кое-что проверить.

– Что именно?