Читать книгу "Фантомные были - Юрий Поляков"

– А если был четный? – поинтересовалась внучка.

– Тогда я бродил у Бранденбургских ворот и заглушал тоску по любимой жене пивом и айсбайнами…

– А почему нельзя по четным? – спросил Кирилл.

– Тоннель был прорыт вскладчину с НАТО. Поэтому, как в бане чередуются мужские и женские дни, так и тут по четным дням тоннелем пользовалось НАТО, а по нечетным – Варшдог…

– Кто-о?

– Варшавский договор, – вздохнул ветеран разведки. – Удивительно, как быстро молодежь забывает свою великую историю! Из Берлина я мчался на военный аэродром во Франкфурте-на-Одере. Там меня для неузнаваемости заматывали бинтами и на носилках грузили в военный самолет. По легенде, я был молодым офицером, который, находясь за рулем полковой полуторки, загляделся на фройляйн в мини-юбке и врезался в фонарный столб. Через три часа самолет приземлялся в Жуковском, оттуда меня на санитарной машине с сиреной мчали в спецсанаторий для нелегалов, где уже ждала твоя бабушка Искра Семеновна. О, эти двадцать четыре дня и двадцать три ночи счастья! В одну из них был зачат твой несчастный отец. Опытные доктора приводили в порядок мои нервы, измочаленные явками, вербовками, слежками, паролями и прочей разведывательной рутиной. Лучшие певцы, артисты, лицедеи почитали за честь приехать к нам в санаторный клуб и порадовать мастерством. Боже, как танцевала Плисецкая, как пел Отс, как хохмил Райкин! А Эмиль Кио выпустил однажды из спичечного коробка целую стаю голубей, нагадившую прямо на шевелюру Чегеварику…

– Кому-у-у?! – в один голос вскричали Юлия и Кирилл.

– Команданте Эрнесту Че Геваре, – невозмутимо ответил генерал. – Нет, его не расстреляли в боливийской саванне, мы договорились с ЦРУ и обменяли Че на Пеньковского. Команданте вел у нас спецкурс по экспорту революций. Но все когда-то кончается. Наступал последний день счастья. По традиции отпускник, возвращающийся на работу во вражий стан, один в кинозале смотрел фильм «Подвиг разведчика» с Кадочниковым в главной роли. Потом, конечно, был хороший банкет в кругу соратников с обязательным скупым тостом куратора: «За победу!» И отзыв: «За нашу победу!» Затем последняя бессонная ночь в объятиях верной жены, слезы разлуки, грезы о встрече через два года, планы на будущее: сходить все-таки в Третьяковку, подняться на новенькую Останкинскую башню, построить хозблок в садово-дачном товариществе ГРУ «Василек». Ну а дальше – возвращение тем же путем: самолетом – в ГДР, а оттуда через тоннель в Западный Берлин… Черный хлеб, селедка и соленые огурцы – презент верному Шмольтке. Потом из Берлина в Ниццу. Пятикилограммовая банка черной икры надежному Перрье. И – трансатлантический перелет в Вашингтон. Снова скучный Госдеп, зануда Трейли, нимфоманка Джуд Харадс, предохранявшаяся даже от сквозняков.

И так бы, наверное, продолжалось еще долго, твой отец, Юленька, вырос бы без мужского пригляда, бабушка состарилась бы в одиночестве. В Центре уже подумывали, не женить ли меня на Джуд, чтобы натурализовать окончательно. И вдруг один за другим начались провалы. Сначала мой двойник Жан Перрье, удрученный советскими танками на улицах Праги, под влиянием мерзавца Арагона вышел из компартии и побежал с повинной, однако по пути попал под машину неизвестного лихача. Вскоре и Шмольтке учудил: решил как-то расслабиться и под селедку напился до белой горячки, пошел шляться по городу и в гаштете, заполировав шнапс пивом, проболтался, что сам он и сдал «Красную капеллу» гестапо за пять тысяч марок. Хорошо, что его наперсником в пивной случайно оказался наш паренек из «Штази». Он вызвался довести Шмольтке до дома – и больше их никто не видел…

– И что же с ним стало? – жалостливо спросила Юлия.

– Внучка, есть вопросы, которые разведчикам не задают. Но есть вопросы, которые задают разведчики. Вот вы объясните мне, ради бога! Немцам Освенцим, извините за неуместную рифму, почти забыли. Англичанам колониальные зверства давно простили. Израильтянам даже не вспоминают бойню в Дейр-Ясине. Японцы делают вид, будто никогда не резали китайцев сотнями тысяч, как баранов. Американцы вроде уже и не сбрасывали никаких атомных бомб на Хиросиму. Нам же, русским, чуть что – тычут в морду нашими танками на Вацлавской площади! Ах, шестьдесят восьмой! И всякий раз возмущаются, как жених в первую брачную ночь, обнаруживший у невесты порванный в клочья анус! Это, по-вашему, нормально? А что мы должны были ввести в мятежную Прагу? Сеялки с веялками? У нас, между прочим, с ними военно-политический союз был! Варшавский договор назывался. Варшдог! – Дед не на шутку разошелся, даже побурел лицом от застарелой геополитической обиды. Он немного помолчал, успокоился с помощью китайской дыхательной гимнастики и продолжил рассказ.

Ситуация сложилась скверная, ведь без двойников-связных нелегалу в отпуск выбраться почти невозможно. А тут начали доходить тревожные вести из Москвы о том, что писатель Аркадий Гайдамацкий, сочинявший вздорные книжки про разведчиков, получил в садовом товариществе «Василек» участок и зачастил к Искре Семеновне с дерзкими предложениями помочь в строительстве хозблока.

Да еще эта нимфоманка Джуд подслушала, как я во сне жестоко матерюсь, и что-то заподозрила. Я сначала отшутился, мол, выучился ругаться в Ницце у русских эмигрантов первой волны – дроздовцев и каппелевцев. Но осадок остался… Нервы сдали, и провал был близок как никогда. По резервному каналу связи я передал жене шифровку из двух слов: «Вернусь – прибью!» И подсел на исконный русский антидепрессант, после которого утром болит голова и страшно хочется пить… Спас меня случай. Зануда Трейли, собираясь на пенсию, решил заработать на домик в Майами и стал осторожно, через двойных и тройных агентов подыскивать покупателя на очень интересное досье, из которого следовало: ни на какую Луну американцы не высаживались. Это была гениальная инсценировка, поставленная Стэнли Кубриком в павильоне Голливуда, циничная мистификация, разводка. Провокация удалась: Политбюро, наращивая расходы на космос, лишало самого необходимого стариков, матерей и детишек, подтачивая основы социализма. Жадная Джуд, мечтая о квартирке на Елисейских Полях, сняла себе копию с досье. Однажды, наглотавшись камасутрина, я уездил девчонку до сонной комы и полночи фотографировал страницы сенсационной папки…

Купить досье у Трейли вызвался один богатый греческий коммунист, на самом деле тайный агент ЦРУ. В результате мой босс, так и не выйдя на пенсию, насмерть подавился кубиком льда, выпивая свой двойной утренний скотч. А бедняжку Джуд упекли в психушку с жутким диагнозом: «агрессивная нимфомания, осложненная латентной некрофилией». Или, наоборот, «агрессивная некрофилия, осложненная латентной нимфоманией». Не помню. Давно было. Не дожидаясь ареста, я ушел в бега. О том, как меня тайно вывозили на родину с труппой Московского цирка в шкуре дрессированного тюленя, сдохшего во время гастролей, умолчу. Есть эпизоды, о которых лучше не вспоминать. Лежа в чане с водой и шевеля для живости ластами, я с минуты на минуту ждал разоблачения. Но, к счастью, накануне отъезда сразу два наших циркача, икариец и жонглер, попросили в Штатах политического убежища. Шум, пресс-конференции… Америкосы обрадовались, загордились и потеряли бдительность – не осмотрели каждого тюленя в присутствии ветеринара.