Читать книгу "Хольмгард - Владимир Романовский"

Хелье блуждал взглядом по лицам и сооружениям, ничего особенного пока что не ожидая — но особенное появилось вопреки ожиданиям. С северной стороны к торгу следовала пара — мужчина и женщина. Походку Гостемила не узнать было трудно. А женщина… женщина! Сердце Хелье застучало глухо, во рту пересохло. Неужто она так растолстела, подумал он. Вряд ли. Наверное, поддела себе что-то под свиту. А Гостемил хорош! Ох хорош Гостемил! И ведь поверил я ему. Впрочем, идет он как-то странно. Чуть сзади. С любовницами так не ходят. Или ходят? А может, она ему дала понять, чтобы на публике он держал дистанцию? И смотрит он на нее как-то странно. То есть, вообще не смотрит. Спокойно и с достоинством поглядывает по сторонам. Улыбается чему-то, наверное что-то заметил такое, что его развлекло. Поделится с ней? Нет, не поделился. Не те отношения. Нет, они не могут быть любовниками. В таком случае, почему они вместе, и вообще — что она делает в Новгороде? И одета, как жена купца. Расфуфырилась вся, пестро, черное с золотым, красным и зеленым. Изображает походку толстой женщины. Изображает? Да, точно, изображает. Отдувается. Конец июля, теплынь, а на ней столько слоев. Впрочем, толстым женщинам тоже жарко, они тоже отдуваются.

Ворота детинца снова отворились, и из них выкатилась открытая повозка, запряженная одной лошадью, которую возница придерживал, чтобы шла медленно. В повозке в одной рубахе, со связанными за спиной руками, с опущенной головой, помещался Детин. Ему велели стоять, привалившись к борту — и он стоял.

Тут же народ кинулся к повозке, по обе стороны. Четверо конных ратников выехали из детинца и оттеснили толпу. Толпа следовала за повозкой и рядом с повозкой, по обеим ее сторонам.

— Ага, наконец-то тебя схватили, кровопийца! — выкрикнул кто-то.

Детин не поднял головы.

— Сколько денег стяжал у нас, змей!

— Так тебе и надо! Мы тут бедствуем, а он мосты строит. И людей убивает! Пусть и варангов, а все равно нехорошо. Убийца!

— Подлец, что и говорить! Разбойник!

Интересно, машинально подумал Хелье, стараясь отвлечься, скольким из них заплатили, а сколько задаром кричат.

В Детина полетели сперва объедки, а затем камни. Камнями баловались вездесущие мальчики младшего возраста. Один камень едва не угодил в лоб коннику, и он вытащил сверд.

— А ну! — сказал он строго.

Толпа отхлынула, а мальчики бросились врассыпную, смеясь.

Детина подвезли к охранникам. С севера приближалась какая-то процессия, не процессия — в окружении ратников четверо холопов несли на плечах массивный стол, а на нем лежащий на боку ховлебенк. По стремительно густеющей толпе прошел говорок. Тут и там мелькали варангские лица — оставшиеся в городе варанги пришли посмотреть, что к чему. Многие новгородцы, заметно осмелевшие в силу того, что варангов в городе заметно поубавилось, неодобрительно ворчали и не боялись даже ненароком толкнуть какого-нибудь ухаря. Оставшиеся варанги хорохорились, но было видно, что чувствуют они себя неловко.

Стол поставили на землю рядом с помостом. Оказалось, что в гуще ратников затерялся тиун Пакля. Теперь ратники расступились, и Пакля, поколебавшись, сел на ховлебенк возле стола и развернул свиток, который он принес с собою. Все эти приготовления, на его взгляд, были излишни, и совершенно зря суд вдруг, ни с того, ни с сего придумали делать у вечевого колокола. Правда, у него дома нынче не все в порядке, служанка исчезла, вместо жены на ложе лежит оракул — может, власти в детинце именно это и приняли во внимание, и перенесли суд из его дома сюда? Впрочем, он давно не судил дома, а все больше в детинце последнее время. Чудит начальство. Тем не менее, все по правилам, все как обычно — инструкции в детинце Пакля получил самые обыкновенные — чью выгоду блюсти — есть истец и есть обвиняемый, будут представлять видоков. Он привычно поерзал на ховлебенке и приготовился.

— Тиун занял свое место, — вел репортаж Малан-младший, — обвиняемый прибыл. Ждут истца.

На гнедом коне к помосту подъехал Ньорор, спешился, отдал поводья одному из ратников.

— Истец прибыл, — объявил бирич.

— Начинается суд княжеский, скорый и правый, — тусклым официальным голосом сообщил Пакля. Бирич зычно и с выражением передал его слова толпе. — Воевода Ньорор, истец, обвиняет купца и строителя Детина в убийстве… э… Рагнвальда, землевладельца и воина.

Слева от помоста началось какое-то движение. Хелье вгляделся. Гостемил раздвигал толпу, делая руками плавные жесты в стороны — будто плыл под водой — прокладывая сопровождавшей его толстой женщине путь, или дорогу, как говорят в Новгороде. Они добрались таким образом до стола тиуна. Ратники хотели их остановить, но женщина сказала им что-то, и они расступились. Наклонившись над столом, женщина обменялась несколькими словами с тиуном, который равнодушно кивнул, а затем встала рядом с Детином. Гостемил, сказав что-то нравоучительное одному из ратников, встал неподалеку, положив левую руку на поммель и поправив правой перевязь таким образом, чтобы удобнее было в случае чего выхватить сверд. Научил его на свою голову, подумал Хелье.

— Что там? Что там? — закричали в толпе, обращаясь к биричу.

— Э… — Малан-младший не очень понимал, что там. — Возможно, это какие-то особые приготовления… А! Да?

Тиун что-то ему сказал. Малан кивнул и снова обратился к толпе.

— По древнему новгородскому обычаю, если обвиняемый желает иметь при себе советника, дающего советы по ходу суда, таковой советник должен быть ему предоставлен и может стоять рядом с ним.

Ни о каких таких обычаях толпа не знала, да и не было никогда такого обычая, но все решили, что был.

— Начинается суд, — объявил бирич. — Воевода Ньорор заявляет своих видоков.

К столу приблизился один из ратников, охранявший в роковую ночь Улицу Толстых Прях.

— Что видел ты? — спросил его тиун Пряха.

Ратник, путаясь в подробностях, рассказал, как к дому, принадлежащему купцу Детину, подошел человек. Ратник хотел было приблизиться к человеку, но отвлекся, а когда снова посмотрел, человек уже лежал на земле.

— Вот же торгаши охрану себе нанимают некузящую, — сказал кто-то из юных боляр. — Глазы выпер вперед, округлил, будто лучше кузится с такими глазами.

— Он гвоздик, — возразила юная болярыня. — Не в умствовании сила у гвоздиков.

— У тебя все гвоздики. Хорла ты, всего и сказухи.

Девица не обиделась, но засмеялась одобрительно.

Следующим видоком выступила дородная тетка, резиденствовавшая в одном из домов на Улице Толстых Прях, жена богатого землевладельца, сбежавшего от нее с молодой нетолстой болярской дочерью в Корсунь в прошлом году. Женщина подтвердила, что дом принадлежал купцу Детину, и что в доме этом жила любовница Детина, именем Любава, которая с тех пор пропала.

— Хвихвитра как оттопыривается, — прокомментировал один из юных боляр. — И кулаком так по воздуху, кулаком, для пущего ляму.