Читать книгу "Братство волка - Эли Бертэ"

— И прибавьте, господа, — добавил де Ларош-Боассо с издевкой, — что я ни одного слова не беру назад.

Кристина продолжала, обращаясь к Леонсу и де Моньяку:

— Если вы захотите сразиться с бароном по своим личным причинам, то вы должны сделать это в другое время и в другом месте! — сурово заключила Кристина. — Здесь, в моем замке, не место для сведения личных счетов, а защищать мою честь, еще раз повторяю, вы не должны!

Она по очереди отводила в сторону каждого из противников барона и, казалось, прибегала к самым убедительным доводам, чтобы заставить кавалера и Леонса отказаться от своего намерения. И тот, и другой сдались наконец на ее просьбы, но было нетрудно угадать, что они воспользуются первым же случаем, чтобы возобновить ссору.

К Ларош-Боассо вернулось его прежнее хладнокровие, едва он заметил, что мадемуазель де Баржак добилась своей цели.

— Благодарю, моя прелестная, — сказал он, улыбаясь, — вы благородно держите свое слово! Позвольте мне питать надежду, что ваша честность станет началом менее враждебных чувств к… будущему владельцу замка Меркоар.

С этими словами он поцеловал ей руку.

— Владельцу замка Меркоар… — повторил Леонс. — Рано вы осмелились так себя назвать, милостивый государь. Мадемуазель де Баржак зависит от опекунов разумных и строгих, которые позаботятся о том, чтобы ее необдуманная клятва была отменена. Я полагаю, что отцы Фронтенакского аббатства не дадут совершится этому браку, найдя тому подходящую причину.

— В самом деле? — Кристина посмотрела на юношу с насмешливой грустью. — Ну да, если монахи преследуют в этом деле свой интерес…

— А что если интересы монахов и ваши собственные интересы пересекутся? — продолжал Леонс.

— Черт возьми! Они уже сговариваются! Не забывайтесь, юноша! — рявкнул барон. — Вспомните, что дела фронтенакских монахов не так уж хороши, если не сказать совсем плохи! Некий епископ недавно им порядком пообстриг когти. Я их не боюсь; увидим, кто из них осмелится выступить против меня. Уж не дряхлый ли старец-аббат, почти впавший в детство, неспособный двинуться от подагры и ревматизма, который одной ногой уже в могиле? Или, быть может, доблестный защитник монастыря, гордость общины, ловкий, осторожный, красноречивый отец Бонавантюр? К несчастью, это светило в настоящую минуту несколько померкло: святой отец, обвиненный в убийстве маленького виконта, сидит под замком в собственной келье, из которой он, вероятно, вскоре перейдет в мрачную темницу.

— Вы рано торжествуете, барон. Никто не в силах предвидеть будущее, — заметила сестра Маглоар.

В установившейся на несколько минут тишине все отчетливо услышали лошадиный топот и людской говор во дворе замка. Побуждаемая беспокойством, а может быть, и каким-то предчувствием, монахиня вышла из гостиной осведомиться о причине шума. Из окна, выходившего во двор, она увидела носилки, перевозимые лошаками, и нескольких слуг, едущих верхом. Одного взгляда на носилки было достаточно, чтобы глаза монахини наполнились радостью. Она бросилась в зал. Заметив ее оживление, присутствующие обратились к ней с расспросами, но не успели еще получить ответа, как дверь отворилась вновь и слуга торжественным голосом доложил:

— Его преосвященство епископ Алепский и его преподобие приор Фронтенакский.

Священнослужители вошли в зал.

XXV

Открытие

Невзирая на свой небольшой рост, епископ имел величественную осанку и держался с достоинством, внушавшим окружающим почтение. Он был в фиолетовом дорожном плаще и в шапочке того же цвета, из-под которой блестели его как бы спокойные, но полные скрытого нервного напряжения серые глаза. Возле него смиренно шел отец Бонавантюр, по-прежнему уверенный, спокойный и улыбающийся, правда слегка похудевший.

— Дядя, дорогой! — воскликнул обрадованный Леонс. — С вами все в порядке! Я так рад!

Он бросился к приору и крепко обнял.

— Ну, мальчик мой, ты меня задушишь! От этого поста я стал совсем слаб! — со смехом отвечал приор. — Вы так рады мне, осужденному законом преступнику?

— Преступник — тот, кто оклеветал вас, отец мой! — с жаром продолжал Леонс. — Я не сомневался в вашей невиновности… Вы расскажете нам, что на самом деле произошло? Что стало причиной этого чудовищного недоразумения?

В это время владетельница замка в сопровождении сестры Маглоар поспешила навстречу к епископу де Камбису. Монахиня встала перед ним на колени, как того требовал ритуал, а мадемуазель де Баржак склонила перед ним голову и сказала:

— Монсеньор, я благодарю вас за честь, которой вы меня удостоили, посетив мой замок!

— Да снизойдет мир Господень на этот дом! — ответил епископ торжественно. — Встань, дочь моя, — обратился он к сестре Маглоар, — лишь перед Господом нашим стоит преклонять колени! Даже мы, служители его, думающие, что действуют от его имени, на самом деле существа слабые, способные заблуждаться.

Тут взгляд епископа остановился на Леонсе. Прелат внимательно посмотрел на юношу, а затем обратился к отцу Бонавантюру:

— Это он?

— Он, монсеньор.

Епископ осенил Леонса крестным знамением.

— Да благословит вас Господь, сын мой! — сказал он каким-то особенно проникновенным тоном. — Сохраняйте привязанность к вашему наставнику, этому достойному человеку, драгоценными советами которого вы всегда пользовались. Вы не захотели явиться ко мне, невзирая на мое настоятельное приглашение; поэтому я приехал сюда сам, чтобы иных обрадовать, а других привести в смущение. Вы также, барон, — обратился он к Ларош-Боассо, который стоял с недоуменным выражением лица, — не приехали вчера в аббатство, как вас приглашали.

— Меня здесь удержало важное дело, монсеньор; но к вам должен был явиться мой поверенный, старый Легри.

Епископ кивнул.

— Все равно, — сказал он, — теперь вы узнаете, что произошло вчера. Само провидение привело вас сегодня сюда, чтобы вы смогли присутствовать при торжественном оправдании человека, которого вы обвинили в тягчайшем преступлении.

Он сел и все заняли места вокруг него, кроме сестры Маглоар и кавалера де Моньяка, которые держались несколько поодаль. Не зная, о чем речь, Леонс и Кристина с тоской во взоре смотрели то на спокойные черты приора, то на строгое лицо епископа. Ларош-Боассо, понимающий, что происходит нечто, не входившее в его планы, не мог больше владеть собою.

— Монсеньор, — вскричал он в гневе, — потрудитесь-ка объяснить, что случилось во Фронтенаке! Странные произошли перемены, как вижу! Тогда вы были исполнены праведного гнева на этих корыстолюбивых и безжалостных монахов, которые убили маленького виконта, чтобы завладеть его наследством! Вы, кажется, обещали, что накажете виновных самым суровым образом! И что же? Теперь вы оказываете величайшую милость главному виновнику преступления, этому волку в овечьей шкуре, смиренному отцу, руки которого обагрены кровью невинного ребенка!