Читать книгу "Отрок. Бешеный Лис - Евгений Красницкий"

Мишка немного помолчал и добавил уже более мягким тоном:

— Меня тут тоже один доставал, Ерохой зовут. Тоже — старше и сильнее, да не один, а с дружками. Спроси у Кузьки, чем все кончилось. Иди умойся и ступай к нему. Завтра вы с Мотькой должны хорошо выглядеть, пусть он вам подберет, что нужно, или у матери спросит. Иди… воин, туды тебя.

Мишка вернулся в горницу к Петьке и Артюхе, наткнулся на два любопытных взгляда и заорал:

— Козлодуй хренов! Ты что творишь?! Забыл, что он уже не холоп?

— Ну, забыл. Подумаешь, цаца. Переживет. Холоп хозяина должен помнить всю жизнь.

— А ну встать!

— Да чего ты разоралс…

Мишка и сам не ожидал, что тычок костылем окажется таким удачным, Петька разинул рот, пытаясь вздохнуть: удар пришелся точно в солнечное сплетение.

— Встать, я сказал!

— Ы-ы-ах.

Петька все же втянул в себя воздух и тут же двинул Мишку кулаком, но левой рукой вышло плохо. Мишка, с трудом удержавшись на ногах, вскинул костыль, ударился им о низкий потолок и треснул своей деревяшкой по голове двоюродного брата. Удар тоже получился слабым.

«Комедия: два калеки подрались. Ох, блин!»

Петька сбил-таки его плечом с ног и сам повалился сверху. Мишка матюкнулся от острой боли в раненой ноге, вывернулся из-под Петра, сел и снова размахнулся костылем. Теперь потолок не помешал, замах получился, и Петька еле успел прикрыть голову рукой.

Хрясь!

— А-а-а!

«Едрит твою, я же ему вторую руку сломал. А нога-то, уй, блин!»

В горницу ввалились какие-то бабы, Петька блажил дурным голосом, но Мишку все это уже не интересовало. Он держался обеими руками за ногу и скрипел зубами от боли, чувствуя, как постепенно намокает кровью штанина.

* * *

— Так… Что скажешь?

Дед сидел за столом, барабаня пальцами по столешнице, Мишка — в углу на лавке, привалившись спиной к стене и вытянув вдоль лавки свежеперевязанную ногу.

— Я тебе велел: уймись. А ты что? Вторую руку брату сломал! Ты что, и правда, бешеный?

— Холопа Роськи больше нет, есть вольный человек Василий, — Мишка не чувствовал за собой никакой вины и не собирался каяться. — Воля ему в церкви объявлена. Того, кто назовет его рабом, Василий вправе убить, и виры с него за это не будет. Я Петьку предупредил, он не внял, нагрубил и приказу не подчинился. На нем три вины, и пусть радуется, что только рукой поплатился.

— Так… Кхе…

Дед снова забарабанил пальцами по столешнице.

— И что дальше? — дед не выглядел рассерженным, скорее хотел что-то выяснить для себя. — Как ты с ним теперь будешь?

— Если не повинится, отлуплю еще раз. Подожду, пока с рук лубки снимут, и отлуплю.

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Роськи.

— Господин сот…

— Пошел вон! — беззлобно шуганул его дед.

Дверь захлопнулась.

— А если и тогда не повинится? — снова обратился Корней к внуку.

— Еще отлуплю. И так до тех пор, пока либо толку добьюсь, либо Никифор приедет. Отправим Петьку домой: упертые бараны к учебе непригодны.

— Значит, крестник дороже брата?

— Не в этом дело, деда. Я — старшина Младшей стражи, Петр — десятник, мой подчиненный. Он проявил неповиновение в присутствии других ратников Младшей стражи и должен был быть наказан.

Дверь снова открылась, в горницу вошла мать.

— Батюшка…

— Уйди, Анюта, разговор у нас.

— Батюшка, ну подрались мальчишки, не серчай…

— Анька! Христом Богом прошу: уйди! Не доводи до греха.

Мать немного потопталась, хотела что-то сказать, передумала и вышла.

— Ты хоть понимаешь, что это на всю жизнь?

— Что, деда?

— Роська. Преданнее, чем он, у тебя пса теперь не будет, но и тебе от него уже не избавиться. Ты давеча спрашивал: чего я с Данилой вожусь… Лет пятнадцать назад я за него вот так же хлестался, как ты за Роську. Не спрашивай: «Почему?» — тебе этого знать не надо. Теперь он десятник без десятка и сам народ не соберет. Придется мне.

— Понимаю, деда. Знаешь, был у франков такой человек Антуан де Сент-Экзюпери. Философ и воин, погиб на войне. Так вот он в одной своей книге написал: «Мы в ответе за тех, кого приручили».

Дверь снова отворилась, в горнице нарисовалась Юлька и с порога заявила:

— Мне Мишкину ногу глянуть надо!

— Гляди, — дед качнул головой в Мишкину сторону.

— Минька, болит?

— Терпимо.

— Не дергает?

— Нет.

— Точно не дергает?

— Точно.

— Повязка не промокла?

— Не чувствую, вроде нет.

— Надо все-таки посмотреть, — не удовлетворилась допросом Юлька.

— Смотри.

Пока Юлька исполняла (или делала вид?) свой лекарский долг, дед сидел задумавшись, потом неожиданно спросил:

— Михайла, кхе, как, говоришь, его звали?

— Антуан де Сент-Экзюпери.

— Не запомню. Жаль. Юлька, что там с Петрухой?

— В лубках весь, — недовольно проворчала лекарка. — Ноет. В нужник, говорит, самому не сходить.

— Кхе, в нужник. Мне бы его заботы. Посмотрела ногу?

— Да, все хорошо, повязка сухая, нога не горячая.

— Ступай.

— Корней Агеич…

— Ступай!

Юлька вышла, из-за закрытой двери послышалось шушуканье, явственно прозвучали слова: «Сидят, разговаривают…» — «Откуда я знаю, о чем?» Дед подобрал с пола Мишкин сапог, швырнул в дверь — шушуканье стихло.

— Значит, или переломишь, или выгонишь? — спросил дед, как-то очень внимательно глядя на внука.

До Мишки только сейчас дошло, что дед уединился с ним не для того, чтобы как-нибудь наказать, просто наорать и прочесть нотацию. Сотник экзаменовал старшину Младшей стражи, впервые столкнувшегося с открытым неповиновением подчиненного! И было похоже, что позиция старшины деда устраивает.

— Или подчиню, или выгоню, — твердо глядя в глаза деду, заявил Мишка. — Ломать не буду, кому он нужен сломанный?

Дед согласно кивнул и вдруг хитро подмигнул:

— Козлодуй, говоришь? Кхе! А Роську берешь на себя на всю жизнь?

— Беру, деда.

— Молодец, едрена-матрена, хоть сейчас тебе меч навешивай! Хвалю!

«Опаньки! Сэр Майкл, вы чего-нибудь поняли? За цирк не хвалил, за удачу на княжьем дворе не хвалил, за татей побитых не хвалил, за засаду на куньевской дороге не хвалил, а тут… Похоже, сэр Майкл, вы во что-то важное не врубаетесь».