Читать книгу "Механика вечности - Евгений Прошкин"

Тихон быстро сунул руку в карман. Дошло, наконец. Его жест напомнил мне о Ксении, и в сознании моментально выстроилась цепочка аналогий: метро, ловушка, киллеры с чемоданчиками. Кто я в этой пьесе?

Я знал и еще кое-что: машинка, которую теребил Тихон, была последней. Два прибора уже зарыты на городской свалке, синхронизаторы в тридцать восьмом – не в счет. Если я упущу и этот дырокол, то останусь здесь навсегда.

– Зачем ты все сломал?

Это наша беда. Мы верим, что поступки возможно исправить словами – хорошими и правильными. Мудрой брехней.

– Я?! – Возмутился Тихон. – И у тебя язык поворачивается? Сами же испоганили!

– Видишь солдатиков? Откуда они взялись? До тебя их не было.

– Не было, – легко согласился он. – Потому и произошло то…

– Да ничего не произошло!

Тихон или не понимал, или прикидывался – в любом случае все опять сводилось к говорильне. А между тем Михаил и трое посланцев Фирсова ожидали внизу.

Сдать обоих рыжих, чтобы им тут же, в автобусе, сделали по уколу. Воспользоваться последним дыроколом и вернуться в свое время.

– Давай махнемся: ты мне – приборчик, я тебе – жизнь.

– У нас нет оснований доверять друг другу, – сказал Тихон. – Я просто уйду.

– И будешь крушить дальше.

– Да восстанавливать же! После того, что наворотили вы со своим фюрером.

– С каким фюрером? Ты бредишь?

– Да вон он, собственной персоной, – Тихон показал на подъезжающий кортеж из трех автомобилей.

Я опасался, что он попросту отвлекает внимание, я в этом почти не сомневался, но все же посмотрел. Из средней машины вышел Иван Иванович. Не сводя с меня глаз, Фирсов что-то сказал одному из подручных, и тот вынул из салона коричневый кейс. Тихон укрылся за мной и чуть шевельнул рукой в кармане. Пологие ступени заколыхались, как галька на морском дне.

– Счастливо, – сказал он, крепче обнимая мальчика.

В торце чемоданчика образовалось маленькое окошко. Я мог бы упасть на землю, и тогда тело Тихона, не до конца скрывшееся в дыре, взорвалось бы десятками кровяных прорех – это как раз то, чего мне так хотелось.

Я уперся в парапет и прыгнул. Врезался Тихону в плечи, оттолкнул его в сторону, пролетел дальше и, заваливаясь на спину, еще сумел выставить ладони, чтобы принять ребенка. Тишка даже не успел испугаться.

Прежде, чем Тихон как-то отреагировал, я понял, что бросившись в дыру, поступил правильно. Я увидел фюрера.

На здоровенном щите, который еще секунду назад призывал подключиться к Интернет, был изображен сильно приукрашенный лик полковника. Фирсов, только что отдавший приказ расстрелять меня и Тихонов, по-отечески взирал с плаката на ржавый ларек с табличкой «Кваса нет. Завоз ожидается». На месте рекламного слогана, под твердым подбородком Ивана Ивановича, пролег категорический лозунг: «ОЧИСТИМСЯ ОТ СКВЕРНЫ!»

В конце улицы виднелся еще один портрет. Нижнюю его часть заслоняло старое дерево, поэтому куда он звал и чего требовал, было неизвестно, однако то, что он обязательно требует и непременно зовет, сомнений не вызывало.

– Все насмарку, – сокрушенно сказал Тихон. Он как будто не удивился тому, что я составил им компанию. – Чего мне стоило пробиться к президенту, убедить его, что я не параноик… Ведь он поверил!

– Поверил, поверил, – успокоил я. – И войска пригнал, и даже к народу обратился по телевизору.

– И что он сказал?

– Вот это я пропустил. Стоило ему открыть рот, как Фирсова разметало твоей гранатой, ну и мне слегка досталось.

– Что-то я не припомню.

– Это когда тебя поймали на «Третьяковской».

– Значит, поймали все-таки?

– Теперь уже нет.

– И Фирсов не погиб. И все осталось, как было, – Тихон с ненавистью посмотрел на плакат. – Откуда ты знаешь, что та граната – моя?

– Догадался. Кто еще на них этикетки от презервативов наклеивает?

– Хочу кваса, – ни с того ни с сего заныл мальчик.

– Нету, – виновато ответил Тихон. – И не будет.

– Куда нас занесло? – Запоздало поинтересовался я.

– Две тысячи шестой.

Так я у себя дома? Это – мой дом?

– Добро пожаловать. За что боролся, то и хавай, – Тихон прижал к себе ребенка и замолчал, позволяя мне сойти с ума самостоятельно.

Капризный старичок, хиреющий в керосиновой затхлости бункера, никак не вязался с монументальной мордой Кормчего, помещенной на каждом углу. Взгляд натыкался то на могучие колосья, то на исполинские мечи. Улица была черной от флагов; на каждом полотнище трепетал либо профиль Фирсова, либо странный герб с одноцветным глобусом.

По дороге, изнемогая, тащились квадратные машины с глазастыми рылами. У выезда на набережную стоял полосатый шлагбаум с серой будкой. Перекладина была поднята вверх. Двое молодых солдат с автоматами безмятежно болтали, пропуская всех без разбору. Рядом ползла длинная очередь, упиравшаяся в здание с вывеской «Пункт сдачи крови». За исключением доноров народу почти не было – лишь несколько человек, шагавших по идеально чистому тротуару.

На двухэтажном доме между Пятницкой и Ордынкой блестела масляной краской надпись «ВЫДАЧА РАЗРЕШЕНИЙ». В нижнем окне, за рассохшейся рамой, был вставлен пожелтевший лист ватмана со словами: «Выдача разрешений временно прекращена». Какой-то человек торопливо подергал дверь, прочитал объявление и так же поспешно ушел.

– Что здесь происходит? – Спросил я.

– А что может происходить при Фирсове?

– Он только хотел исправить.

– Да не он! Я хотел! – Взорвался Тихон. – Пытался, вернее. А Фирсов – вот, – он кивнул на плакат. – «Очистимся»!

– Вот, чем это кончилось…

– По-настоящему все закончится в две тысячи тридцать третьем.

– Там ничего не изменилось? Война будет?

– Будет, – мрачно отозвался Тихон.

– Если б я тогда не послушал своего старшего…

– При чем тут ты? – Удивился он.

– Ну, затеял всю эту историю. Потом взялся переделывать…

– И что же ты, Мефодий, мог переделать?

– Лучше – Миша. Авария, драка… – это прозвучало так наивно, что кажется, даже Иван Иванович на плакате усмехнулся.

По улице проехал открытый грузовик с солдатами, и Тихон проводил его тревожным взглядом.

– Авария, говоришь, – задумчиво произнес он. – Синхронизаторы обнаружил я, в две тысячи тридцать первом году, аккурат на день рождения. Я, разумеется, ждал от друзей сюрпризов, все-таки тридцать три года – возраст неоднозначный. К аппаратам прилагалась записка: ты, мол, умный, сможешь их починить. Ну, я и смог. Покорпел месячишко и отремонтировал. Думал, пошутили ребята, пустышку мне какую-то подкинули, а она взяла и заработала.