Читать книгу "Цель неизвестна. Построить будущее - Марик Лернер"

— Это ты о чем сейчас? Насчет государственных трудов?

— Ну как, — он с укоризной покачал головой, — сами же перед отъездом предложили разобраться и высказать мнение. С созданием Государственного банка, выдающего ссуды под залог имущества, в первую очередь имений, — по сути крепостных крестьян, ибо от их количества зависел размер ссуды, — и товаров, особых сложностей не существует, на поверхности лежит выгода. Не расплатится — отойдет из частных рук. Однако с двумя другими достаточно сложно.

А, вон Андрей о чем. Добрый дядя Липман подсунул два любопытных проекта для пополнения государственного бюджета. Надо думать, не за просто так, с прицелом на будущее. Я даже догадываюсь, каким образом хочет встроиться в текущие мимо серебряные и золотые денежные потоки. Потому не стал ничего обещать, согласившись рассмотреть. Разбираться подробно оказалось недосуг, выносить сразу в Кабинет глупо. Потому спихнул на финансового директора и своего заместителя по Корпорации. А тот, не будь дурак, привлек дополнительные силы.

— Повышение цен на соль при государственной монополии способно вызвать серьезное недовольство. Но параллельно идет снижение подушной подати. Пришлось поднять и тщательно проверить расходы по Москве и губернии. На большее замахиваться не стали. Долго, и пока цифры соберем…

— И?

— Казна действительно получит дополнительную прибыль, и немалую. Вопрос: какую и насколько одновременно снижать налог. Есть несколько вариантов, и составлена таблица. — Он покопался в куче бумаг и извлек лист с выкладками. — Тут важно найти золотую середину, где и доход повысится не настолько, чтобы получить бунт народный, и подушный заметно убавится. Две-три копейки скорее обозлят, чем успокоят.

Это реальная проблема. Люди не дураки, и повышение цены на соль неминуемо заметят. С другой стороны, и пятак совсем немало. У крепостных подушная подать семьдесят четыре копейки. Для крестьян, которые «вне крепости», установлена в один рубль четырнадцать копеек. А цены, между прочим, практически на все товары, включая зерно и продукты, заметно выросли. Получается, государство теряет солидные суммы, оставляя налог прежним.

— Можно несколько лет понемногу понижать платежи с податных сословий демонстративно, — посоветовал Андрей.

— О! — Объявлять с помпой регулярно тот самый алтын, глядишь, и не станут всерьез беситься. — Чья мысль?

— Стеблова, — без особой охоты признал Андрей. Не то чтобы он совсем врать не любит, но чужих заслуг присваивать не станет. Если спросить. А нет, так и останется в голове — его мысль целиком.

— Выдай ему премию от меня. Не сильно большую. Впрочем, нет. Отдай жене Стеблова. Дети его в школу устроены?

— Будто я когда-то что-то забывал! Старший уже в университете за ваш счет.

— Зато мне случалось запамятовать. Ну не важно. Давай про винную монополию.

Давно раздумывал на эту тему. В советские времена до четверти бюджета получали с продаж алкоголя. При Петре I доход от спиртного вышел на второе место в бюджете и составил примерно один миллион триста семьдесят тысяч рублей. В прошлом году достиг двух с половиной миллионов. И одновременно при недостаточном изготовлении казенными предприятиями удержать в руках алкогольное производство и продажу государству не удавалось.

Даже Петру Великому пришлось отменить монополию. Провинциальная администрация была не в состоянии, да и не слишком старалась, проконтролировать все дворянские имения. Их хозяева курили вино и для себя, и для подпольной продажи на сторону, и — с гораздо меньшим риском — для сбыта собственным крестьянам по цене ниже казенной.

Сейчас винокурением могли заниматься все, кто хотел. Лично мне эта радость за прошлый год принесла почти тысячу рублей. Немалая сумма. Только появляется она не на пустом месте. Недостаточно сляпать перегонный куб и подставить ведерко. Это настоящее и немалое производство, состоявшее из мельницы, солодовни, поварни и вспомогательных цехов вроде бондарного, кузнечного и котельной. Там трудился штат постоянных работников и значительное число подсобников. Ничего не появляется из ничего. Будь любезен сначала вложиться!

Что касается официальности и казенного интереса, то специальные люди клеймили перегонные кубы, и в зависимости от объема производители выплачивали определенную сумму. Свободная торговля запрещена. Все изготовители обязаны сдавать вино чиновникам по твердо установленной цене. Далее извлечение дохода осуществлялось с помощью систем, которые с различными вариациями применялись то попеременно, то обе вместе.

В продажу шло «на вере» и с откупа. При первом способе государство доверяло торговать своим вином выбранным людям из купечества или крестьян. Они целовали крест, давая клятву в том, что будут честно блюсти царевы интересы и все до копеечки от проданного приносить в казну. Они назвались «целовальники», и им «верили». Иногда целовальники замещались назначенными чиновниками. Поступления в казну зависели от темпов и объема продаж и потому были более рискованными и хуже прогнозируемыми.

При откупах все проще. Государство на определенный срок для некой местности устраивало тендер на право торговать государственным вином. Кто больше заплатит, тот и победил. То есть бюджет гарантированно и частью вперед получал плату за продажи. При заключении откупного контракта чиновники требуют от соискателя гарантий в виде поручительства нескольких его состоятельных соседей и родственников.

Естественно, такой откупщик норовил вернуть все вложенное с лихвой, не стесняясь в средствах. Разбавлял товар, брал имущество в заклад, обманывал и прочее, прочее. Многие делали огромные деньги. Отсюда и страстное желание Липмана подключиться к заманчивому бизнесу. Он мне услугу — вроде проекта о соли и подушном налоге. Я ему — ответную, позволив пропихнуть нужных людей в откупщики с его деньгами. Или даже самому поучаствовать. В это не особо верю. Он обычно предпочитал не светиться и брать посреднические проценты.

Даже специальная Корчемная контора, созданная для поимки незаконных производителей, не особо старалась. Злоупотребляли, получая взятки за закрытые глаза, все, от мелкого секретаря до лично губернатора. В связи с восхождением на престол новой императрицы доносы стали массовыми. Только по самым приблизительным подсчетам, московский градоначальник Салтыков за последние годы получил на лапу почти пять тысяч рублей. И он такой не один. Брали деньгами, товарами, опять же водкой, и подношения в губернии перевалили за тридцать пять тысяч рублей. Поднимать шум до окончания торжеств Анна не велела. Губернатор ко всему еще и ее родственник.

Андрей Иванович Остерман в докладе императрице полагал, что не менее трехсот тысяч рублей в год «остается в пользу партикулярных людей» из-за неучтенного производства на частных винокурнях и тайной («корчемной») продажи. Искоренить же корчемство, как следовало из доклада, невозможно: подданные больше боялись методов следствия и доносить не желали, а «корчемников» спасали от наказания высокопоставленные лица — крупнейшие винокуры, реализовывавшие на рынке тысячи ведер в свою пользу.