Читать книгу "Последний Рюрикович - Валерий Елманов"

– Да ну тебя, – отмахнулся Синеус. – Лучше слушай меня внимательно. Как мыслишь, почто я тебя сюда взял?

– Чтоб тайну открыть. – Мальчик нащупал на груди перстень, веревочку с которым сразу после клятвы надел на себя, проникнувшись важностью и ценностью отцовского подарка. – Отца-батюшки имя. И клятву взять страшную, – подумав, добавил он.

– Не токмо. Чую я, что вскорости лекарь за тобой приедет. Заберет он тебя отсель, а куда – не ведаю. Бойся его, Ивашка. Виду не подавай, что опаска у тебя к нему есть, но страшись безмерно. Злой и страшный се человек.

– Так вы меня не отдавайте ему, – взмолился Ивашка. – А я отслужу. Я что хошь, я не в тягость буду.

– Эх ты, – Синеус погладил мальчика по голове, взъерошив детские волосенки. – Годков бы мне скинуть десятка два – оно, знамо дело, нешто отдал бы? А сейчас я старик вовсе. Нетути силушки той, вся ушла, закатилась, да в черный угол завалилась.

– Какой черный угол?

– Да это я так, к слову, – махнул старик рукой. – Оно, конечно, я еще потягаюсь с ним. Запросто так он тебя не возьмет. Но коль увидишь ты, что осилил он меня, не мешкая беги к болоту на сей островок. Для того я и показал тебе дорожку сюда, чтоб в трясине не сгинул по пути. Особливо у берега помни, что вправо брать надо.

– А вы как же? А Дмитрий?

– Я что ж, мое дело такое – стариковское. Не седни-завтра в могилу – един путь. А приятеля свово брать сюда не удумай. Помнишь чучело?

Ивашка хмыкнул недовольно:

– Нешто его забудешь.

– То-то. А у Мити душонка-то послабже будет. Вскочит оно, скакнет он с тропки узкой, тут-то ему и смерть придет. А одному тебе его не спасти, токмо сам погибнешь. А то и еще хуже – падучая случится с перепугу. Она как раз любит такие штуки. И опять-таки смерть. Ни в коем разе с собой брать его нельзя, – повторил Синеус взволнованно. – Касаемо же лекаря царева – слушай и запоминай. Нужна ему жизнь твоя, а вот почто – не ведаю. А все из-за сходства твоего треклятого с Димитрием. Вот в чем причина. И что лекарь сей ни станет тебе советовать – накрепко запомни – всегда думай, какая такая выгода из этого им может быть извлечена. Ибо без корысти он и шагу не сделает. Нет в нем души христианской, даром что крест православный носит. Заместо сердца – кусок льда у него в груди, да что там льда, тот хоть растопить можно, а у него там каменюка бесчувственная. И ведает, и ищет во всем он единую корысть и выгоду.

– Это деньги? – на всякий случай уточнил Ивашка.

– Корысть не токмо в деньгах, она и во власти великой имеется, коя большим искусом для самых святых непорочных сердец бывает. И готовы люди за нее душу дьяволу продать в одночасье, дабы хоть немного насладиться ею.

– Я запомню, дедуня. Ты не боись. Слово в слово, как ты наказывал, – заверил Синеуса несколько смущенный его неожиданной горячностью Ивашка.

– Ну, ин ладно, – поостыв, молвил старик. – Остатнее, что есть, в дороге обскажу. Вдругоряд, коли время будет, сходим еще раз, а сейчас уж больно опасно. Ночь сплошная, даже светать не начало. А ты иди за мной след в след и повторяй слова мои.

– Как клятву? – снова переспросил Ивашка.

– Вот-вот. Как ее, – кивнул Синеус, и всю обратную дорогу Ивашка, идя вслед за стариком, послушно затверживал все, что тот ему говорил.

А Синеус, торопясь, щедро выплескивал накопленный им житейский опыт, опасаясь только одного – возможно, и запомнит малец, что им реклось, да в жизни не сумеет применить. Это ведь только мудрецы учатся на чужих ошибках, отличаясь от дурака лишь тем, что не повторяют свои промашки вдругоряд. Будет ли время у Ивашки научиться и не станет ли самая первая ошибка роковой?..

– В споры никогда не встревай. Проиграешь – будешь в дураках, ославят, выиграешь – возненавидят. Злу не потакай – сразу не откликнется, ан все едино – грядет возмездие. В зерно[119]не играй – беден ты, чтоб проигрывать лишнее, и богат, чтоб нуждаться в выигрыше, – тако ответствуй приглашающим. Коли завидишь, в чем не прав человек словесно, не поправляй. Подумай допрежь того, не вызовешь ли ты сей поправкой его неприязнь. Коли в ком слабину какую узрел – она во всех людишках есмь, токмо у каждого в разном, про себя отметь в памяти. Ежели сильное что – напротив, в глаза скажи. Приятная правда – бальзам душе. Но лесть грубая не всем приятна. Умные оную отвергнут с великим негодованием, а приязнь дурня тебе самому не нужна. Уважай всех, ибо тот, кого в грязь погрузили, чище и светлее тебя душой может быти. Почем тебе знать. Паче же всего возлюби народ свой страдалец и Русь святую.

Тут Ивашка радостно вскрикнул:

– И отец Пафнутий мне тако же глаголил в монастыре Солотчинском!

– Верно глаголил, – кивнул Синеус и досадливо поморщился: – Ан сбил ты меня, постреленок. Ушла мысль.

– Куда? – испуганно спросил Ивашка. Синеус неопределенно помахал рукой. Они уже к тому времени шли рядом, посуху, приближаясь к избушке, и обе жердины были аккуратно оставлены у дуба-великана, дабы при новом посещении заветного островка их не надо было долго искать.

– Ушла туда куда-то, – и он рассеянно указал на светлеющее небо с медленно гаснущими звездами.

– Ишь ты, шустрая какая, – покачал головой Ивашка, на что Синеус улыбнулся и приложил палец ко рту, подавая тем самым сигнал к соблюдению тишины. Он тихонько приоткрыл дверь избушки.

Уже светало. Царевич спал на лавке, застланной медвежьей шкурой, и сладко посапывал во сне. О его бдительности говорила дверь, истыканная рогатиной сверху донизу.

– Сторож, – уважительно прошептал старик и, усмехнувшись в свои странного цвета усы, беззвучно указал Ивашке на другую лавку, приглашая его ко сну. Вторично показывать не пришлось. Утомленный путешествием, клятвами и прочим, мальчик быстро уснул. Синеус снова вгляделся поочередно в лица детей, перекрестившись и еще раз подивившись необычайному сходству, и улегся на куче пустых мешков, сваленных в углу избы.

Следующий день прошел спокойно. Затем поиски трав и внезапные просьбы о помощи, с которыми раз за разом стали прибегать жители близлежащих деревень, – то корова сохнуть на глазах начала, не жрет ничего третий ден животинка, того и гляди сдохнет кормилица, то мальца понос кровавый замучил – словом, завозился Синеус с травами, со снадобьями.

А когда наконец собрался повторить вместе с Ивашкой путешествие на островок, было уже поздно. Внезапно нагрянул Симон. Извлек было старик кистень, решив отмстить за смерть Митрича и сына его Никитку, да иезуит, злобно ухмыляясь, выхватил пистоль из-за пояса, и понял Синеус, что на сей раз как ни крути, а не его верх будет.

В одном он оказался тверд. Заверил Симона, что ежели тот через сколько-то там лет придет забирать Дмитрия без Ивашки, то не получит царевича ни за какие блага на свете.

– Быть посему, старик, – неожиданно согласился иезуит.