Читать книгу "Пробуждения - Оливер Сакс"

В течение трех лет я несколько раз пытался вместо леводопы повести больного на амантадине. Всего я назначал амантадин одиннадцать раз. Вначале реакция была весьма благоприятной, хотя и лишенной той выраженности, какую мы наблюдали в начале первого курса лечения леводопой. Почти десять недель осени 1969 года больной мог говорить и самостоятельно, почти легко передвигаться, принимая амантадин и не испытывая особых побочных действий лекарства. Однако к концу года реакция на амантадин стала более патологической, а лечебный эффект уступил место рецидиву паркинсонизма и «блокады», с одной стороны, и тикам и беспокойству — с другой. С каждой последующей попыткой назначения этого лекарства лечебное действие становилось все менее выраженным и более кратковременным, а патологические эффекты быстро начинали выступать на первый план.

Во время одиннадцатой, и последней, попытки назначения амантадина в марте 1972 года мистер Л. демонстрировал одни только патологические эффекты. В то время он сказал мне: «Это конец строки. С меня достаточно лекарств. Вы ничего больше не можете со мной сделать».

После этой финальной, бесполезной попытки лечения амантадином мистер Л. обрел прежние «спокойствие» и собранность. Он, очевидно, сумел побороть расстройство по поводу несбывшихся надежд и сожаления, острое чувство обещания и угрозы, которое лекарства обрушивали на него в течение долгих трех лет. Он смог усвоить и переработать весь этот сумбурный и смешанный опыт и использовал весь свой интеллект и силу духа, чтобы сделать это. «Сначала, доктор Сакс, — признался он, — я думал, что леводопа — самая чудесная вещь на свете, и я благословлял вас за то, что вы дали мне этот Эликсир Жизни. Потом, когда все пошло плохо, я решил, что в мире нет ничего хуже леводопы. Это был, как мне казалось, смертельный яд, лекарство, которое швыряет человека в самые глубокие бездны ада. И я проклял вас за то, что вы дали мне его. Мои чувства постоянно менялись, я переходил от страха к надежде, от ненависти к любви. Теперь я принял свое положение. Оно было чудесным, ужасным, драматичным и комичным. Сейчас, в самом конце, я испытываю грусть и печаль. Вот и все, что осталось. Лучше будет, если меня оставят в покое — с меня хватит лекарств. Я многому научился за последние три года. Я смог преодолеть барьеры, за которыми провел всю свою жизнь. И теперь я останусь самим собой, а вы сможете сберечь леводопу».

ПЕРСПЕКТИВЫ

Перспективы

Ужасы страдания, болезни и смерти, потеря своего «я» и утрата связи с миром — вот самые элементарные в своей первобытности и самые сильные из всех известных нам ужасов. Не уступают им в этом и наши мечты о выздоровлении и возрождении, о чудесном воскрешении нас самих и мира вокруг нас.

Ощущение, что затронута наша суть, что мы больны или заблуждаемся, что уклонились от здоровья или одержимы расстройством и перестали быть самими собой, — это основное и интуитивное ощущение. Таково же чувство возвращения или пробуждения, очищения или выздоровления, воскрешения в мире: чувство здоровья, благополучия, полноты жизни и полноправного присутствия в мире.

Едва ли не столь же основополагающими являются наши извращения бытия. Попадая в определенные условия, мы сами творим свои недуги. Мы воображаем и, не жалея сил, строим бесчисленные болезни, создаем целый болезненный мир, способный защитить или уничтожить нас:

…

«…Так же как иной мир производит на свет змей и гадов, злокозненных и ядовитых созданий, и червей и гусениц, стремящихся пожрать создавший их мир… так и этот мир, то есть мы и никто другой, производит то же самое в нас самих, измышляя и творя болезни и недуги всех мыслимых видов; отравления и прилипчивые болезни, вздутия и истощение, так же как многоликие и запутанные расстройства, сплетенные из нескольких недугов… О, жалкое изобилие, о, бредущие с нищенской сумой богачи!»

Донн

И поскольку мы позволяем болезням поселиться в нас, постольку можем заключить с ними сделку и начать потворствовать им, жадно обнимать болезни и страдания, замышлять свое саморазрушение, впав в отвратительный грех тела и духа:

…

«…Но мы бываем не только пассивными страдальцами, но и активно действуем, принимая деятельнейшее участие в собственном разрушении. Мы не просто стоим под крышей падающего дома, но сами подпиливаем стропила. И мы не только жертвы, но и палачи, палачи, казнящие самих себя».

Донн

Но, вооружившись тем же знаменем, мы можем бороться и сопротивляться нашим болезням, используя не только средства, рекомендованные нам врачами и друзьями, но также ресурсы и силы, которыми мы обладаем от рождения или которые приобрели позже. Мы никогда не сможем выжить без этих здоровых сил — глубоких и всепроникающих, самых глубоких и могучих из всех, какими располагаем. Однако об орудиях болезни мы знаем гораздо больше, чем о присущих нам силах исцеления и здоровья:

…

«Для того чтобы справиться с болезнями и дикими конями Платона, существует наивысшее искусство арены, и благороднейшие поединки развертываются в театре наших тел и душ. Ибо там обитают наши внутренние противники, выступающие с честным оружием и наносящие прямые удары. Но есть там и коварные враги, подобные ретиариям и лаквеариям, действующие сетями, обманом и уловками, заманивая нас в гибельную ловушку. Оружие для таких схваток куется не вЛипаре, искусство Вулкана не поможет нашему внутреннему ополчению…»

Сэр Томас Браун

Таковы понятия и термины, какими мы описываем и воспринимаем здоровье и болезнь и которые мы вполне естественно используем, когда говорим о них. Эти понятия не требуют и не допускают определений. Их понимают сразу, но отвергают их объяснения. Они одновременно точны, интуитивны, очевидны, таинственны, их нельзя сократить или дать им определение. Это метафизические понятия, понятия, которые мы используем для обозначения непреходящих ценностей, традиций — одним словом, бесконечных вещей. Эти термины присущи разговорным, поэтическим и философским рассуждениям. И они же обязательны в медицинских рассуждениях, объединяющих все перечисленное. «Как дела?», «Как ты?» — это метафизические вопросы, бесконечно простые и столь же бесконечно сложные.

Вся моя книга посвящена этим двум вопросам — «Как ты?», «Как дела?» — в приложении к больным, находящимся в чрезвычайно тяжелой ситуации. Есть много рутинных, можно сказать, узаконенных ответов на эти вопросы: «Отлично! Так себе. Ужасно! Сносно. Мне не по себе» — и т. д.; красноречивые жесты. Можно просто показать, как идет жизнь и как обстоят дела, не пользуясь для этого специальными словами или жестами. Такие ответы воспринимаются собеседником интуитивно и рисуют состояние пациента. Но неправильно отвечать на этот метафизический вопрос длинным списком «данных» физикального осмотра, биохимического анализа крови, общего анализа мочи и т. д. Получив тысячу таких данных, вы не сможете даже начать отвечать на главный вопрос. Эти данные несущественны и, мало того, просто грубы на фоне деликатной тонкости человеческих ощущений, чувств и интуиции:

…

«Пульс, моча, пот— все они дали обет молчания, не в силах открыть ни один опасный недуг… И все же… Я чувствую, что болезнь постепенно и неприметно берет верх».