Читать книгу "Вчерашняя вечность - Борис Хазанов"

«Да-с, считаю».

«Это что ж такое, а? Братцы! Жомини да Жомини, а об водке ни полслова!»

Глохнут, сливаются в общий гул голоса, алеют потные лица, пир вступил в заключительную фазу.

«Между прочим, совершенно неопровержимые данные. Игорь Вальян-ч, вы слыхали? Ельцин-то, оказывается, еврей! — На одну четверть, это известно. — Не на одну, а на три! — Ну и что? — Как это, ну и что. — Бредни всё это. — Ну, не скажи. — Братцы! Жомини да Жомини… — Вася! Я ведь её любил. А она… — Отец Кирилл, позвольте с вами чокнуться, так сказать, индивидуально… — Вот вы говорите, дворянство… — Слушай-ка, а кто это там, никак Двугривенный? — Да ведь ты с ним уже здоровался. — Что-то не припомню… — Трёхкопеечный. — Вот сука, и он здесь. — Повреждён Сатурном… — Нет, до чего дело дошло… — Господа! (Стук вилкой о стакан). Господа, Игорь Валерианович просит всех в кабинет».

LVII Русская рапсодия

26 августа, на закате солнца

Окончен пир, затихли песни, обессилевшая дружина лежит вкруг шатра на зелёном взгорье. Сколько-то времени ушло на рассаживание, преодоление послеобеденной сонливости, размешивание сахара в чашечках чёрного, как совесть злодея, кофе. Наступило молчание. Воцарился тот особый, пепельно-мглистый предгрозовой сумрак, за которым должен последовать громовой разряд.

Слышался шелест бумаги, лёгкий удар стопкой страниц о письменный стол. Щёлкнул выключатель настольной лампы. Полоска света пробилась из-под двери. И голос мужа из кабинета достиг чуткого уха Сусанны Ароновны.

В данной работе…

Теперь вся она превратилась в слух.

…проанализированы с православных позиций ход и направление истории России в XX веке перед лицом надвигающегося нового мирового порядка. Позволим себе утверждать, что этот новый порядок однозначно расшифровывается как грядущее царство Антихриста.

Слышалось:

Силы, стоящие за ним, рассматривают Россию как главное препятствие для осуществления своих целей. Ибо они понимают, что только Россия…

Доносилось:

Русский патриотизм есть великий мистический, метафизический, геополитический, исторический, державный и эсхатологический Проект, доверенный избранному народу великороссов… Русский патриотизм напрямую связан с таинством пространства как отражения вечности в имманентном мире…

Робкие хлопки на миг прервали чтение. Тишина, и снова:

Русский язык является языком потустороннего, он непереводим на другие языки. На русский язык можно сделать только плохие переводы с других языков, ибо мелочность содержания других языков…

Шелестит переворачиваемая страница.

Наше национальное положение в сегодняшнем мире требует от нас соборного обновления Русской Доктрины. Нас, русских, хотят загнать в угол, пользуясь нашей незлобивостью, нашей сосредоточенностью на духовном…

Слышалось:

Осознание причин и смысла нашей нынешней национальной катастрофы, установление конкретных носителей исторической вины…

Кто-то всхлипнул. Смущённое сморкание. Мгновение тишины. Мягкий академический баритон, натренированный в выступлениях, так хорошо идущий (подумала Сусанна Ароновна) к голубовато-седым кудрям и усам Игоря Валериановича:

Целый ряд исторических фактов… Как подчёркивает наш современник, выдающийся русский историк Михаил Назаров… Нас, совопросников мира сего, обвиняют в клевете. Хочется спросить: на кого? Не может быть клеветой то, что является правдой… Сражение с чёрными силами… Царство Антихриста…

Голос окреп, посуровел.

Необходимость выработки ответственного, национального отношения к феномену еврейства…

Проблематика крови…

Еврейско-большевицкий переворот 1917 года как предпосылка красного террора и голодоморов и безуспешность попыток ассимилировать евреев, этот как исторически, так и биологически абсолютно чужеродный паразитический элемент.

Часы из гроба:

«Дон!.. Бом!..»

Слушательница нехотя поднялась со стула. Привычное восхищение мужем, его умом и эрудицией подхватило её, как на крыльях. Не так уж важно было, о чём вещал Игорь Валерианович: голос мужа погрузил Сусанну Ароновну в эротический экстаз. Домашние заботы призывали. Как вдруг приоткрылась дверь кабинета.

Некто с тоскливо-страдальческой миной вышел, извините, пробормотал он, где у вас?.. Сусанна Ароновна гневно взглянула на покинувшего собрание, молча, презрительно показала пальцем, куда идти. Несчастный писатель едва сумел добрести до заветной дверцы, еле успел дрожащей рукой задвинуть дверную задвижку, расцепить и спустить штаны. Кафельные стены уборной потряс взрыв. Это был рецидив старинного недуга. Режущая боль в животе вновь вынудила страдальца покинуть нары. Он заковылял в тамбур, в умывальню между двумя барачными секциями, к помосту с круглыми дырами. И пайка, и место на нарах, и в хладном сортире очко, — как сказал псалмопевец, лагерный рапсод. Никуда они не делись — ждут тебя.

Не пропал в тумане времён дом бабуси Швабры Анисимовны, сто первый километр, там тоже всё скучает по тебе. Долой хронологию — калейдоскоп поворачивается как вздумается, так и сяк. Писатель выбрался из своей комнатки со щелястым полом, вышел в огород. В сумерках зашлёпал к дощатому домику-скворешнику, корчась от спазмов, усёлся там на корточках, орлом, как это называется.

LVIII Интервью. Последнее приключение автора «Вчерашней вечности»

1992, точная дата отсутствует.

Около этого времени происходит нечто невероятное, чудо телефонии: неожиданный звонок повергает в тревогу соседей и приводит в боевую готовность никогда не дремлющий инстинкт бдительности.

А впрочем, ничего особенного — звонит телефон в коридоре; но звонок необыкновенный — громкий и продолжительный. Подошёл кто-то из жильцов. Через минуту снова звонок, голос телефонистки.

Сосед постучался: «Тебя, что ли».

Писатель взял трубку.

Таинственный дальний голос на неведомом наречии, словно звонят с Сатурна.

«Excusez-moi de vous déranger, j’aimerais parler à M…»[49]

Это был женский голос.

«Je vous écoute.[50]— Там продолжали говорить. — Un instant, s’il vous plaît[51]», — сказал писатель, поглядывая на соседа, который уже опаздывал на работу, но всё ещё торчал в дверях своей комнаты. Писатель попросил перезвонить через полчаса.