Читать книгу "Сессия. Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский"

– Но мне остался год доработать по контракту! – говорю я. – Продлевать я его не буду – обещаю. Куда я сейчас пойду? Везде кризис, демографический спад плюс ко всему – сплошные сокращения. Мне нужно время, чтобы подготовить себе площадку. Что – родители этих детей не могут дать мне доработать еще немного? Их чада ведь уже всё получили, что хотели…

– …Они считают, что это много. Они говорят, что ты как бельмо на глазу. Ну, пойми: хоть и прямых улик против тебя нет, если мне моя дочь говорит – «да, я собирала для него деньги», мне больше никаких других доказательств и не надо. Конечно, я поверю своей дочери…

Мой мозг пронзает молния. Пушистикова! Ну, как она вовремя мне сказала, что ее дочь работает в «Проммаше»!

– А кто именно это делает, Виталий Владимирович?

– Неважно. Нашлись. Нашлись те, кто в этот момент оказался рядом с ректором. А сейчас на тебя еще служебка от Уткина: одна пока, но будет и вторая, потому что сказали, что и по группам контрактников у тебя такая же ситуация, как и у обычных заочников.

– Какая именно?

– Написано, что ты вместо полноценной пары занятие провёл за двадцать минут: велел им внимательно читать методичку, показал, где библиотека, и помахал рукой.

– М-м-м… Вроде того.

– Ну, вот. Два негрубых нарушения трудовой дисциплины равны одному грубому. За это тебя уже можно уволить по статье. Но они применят не эту статью, а другую. Поднимут двадцать три заявления студентов и уволят за аморальное поведение. А с такой формулировкой в трудовой ты в городе уже нигде не устроишься. Поэтому я тебе и говорю: пиши заявление по собственному. Вот тебе бумага, ручка… – Бочков подталкивает в мою сторону лежащий у него на столе чистый лист, поверх которого лежит, как ни странно, не какой-нибудь «Паркер», а обычный десятирублевый «Брауберг». – Давай. Я тебе говорю: через год я тебя верну, но сейчас так для тебя будет лучше.

«А не для тебя ли, ублюдок?»

– Нет, Виталий Владимирович! Я пока ничего писать не буду. Пускай на меня строчат служебки. Попробуйте что-нибудь сделать.

– Я попробую, но шансов уже практически нет. Я сделал все, что мог. Иванов вообще предложил мне поднять вопрос на заседании кафедры, и чтобы кафедра приняла обращение, вынесла рекомендацию уволить тебя.

Иванов?? Я его всегда считал одним из лучших мужиков не только в руководстве, но и в универе вообще. Просто поразительно! Впрочем, после того, как добряк Уткин на меня накатал служебку, меня уже ничего не удивляет.

– Но вы ведь, если честно, пытались меня защитить всерьез только на начальной стадии. Сейчас вас, похоже, самого устраивает, что я уйду…

– …Ты давай на меня свои проблемы не перекладывай! – чуть повысив голос, но по-прежнему улыбаясь, отвечает мой партайгеноссе. – Я тебе уже сказал: попробую еще раз, но ничего гарантировать уже не могу. Ладно – пошли, меня Махмутов ждет. Скоро совет факультета начинается.

Мы выходим из кабинета. Вставляя ключ в замок, «Борман» (или «Мюллер»?) бросает через плечо:

– Завтра всё решится…

От этой фразы у меня сжимаются поджилки. «Тень фюрера» поворачивается ко мне и добавляет уже с мрачным видом:

– Имей в виду, что завтра ещё переэкзаменовка у правоведов. Деканат не зачел оценки с одной твоей подписью.

– Как – не зачёл? – обомлел я.

– Ну, вот так – не зачёл, и всё…

«Это Зинаида Максимовна. Крыса… Она к тому же еще и подруга Пушистиковой. Скоординировано, ничего не скажешь!»

– Там и поговорим. Давай. Пока!

Мы впервые не жмем друг другу руки на прощание.

* * *

Я примерно час брожу по коридору в районе кафедры пиар-технологий. Разыгравшиеся нервы не дают возможности где-нибудь спокойно посидеть – мне нужно именно ходить, иначе мандраж не рассосется до вечера.

На горизонте возникает рослая фигура Гугенхаймера. Помаячив несколько секунд, она исчезает за поворотом, затем снова выныривает со стороны кабинета моего шефа и начинает медленно, но верно приближаться ко мне.

– Привет! – протягиваю я ему растопыренную пятерню, когда до меня остается пару шагов.

– Здорово! – поравнявшись со мной, пожимает он мою ладонь. – Ты чё здесь стоишь?

– Да вот – тебя жду! – улыбаюсь я.

– Меня? – отчего-то сильно удивляется Гугенхаймер. – Зачем? Я все написал в отчете, как ты просил. К тебе претензий не будет.

– Я не об этом. Ты ведь только что с совета, верно?

– Ага.

– Бочков там ведь был? Что он говорил насчет меня?

– Ну, сейчас – подожди.

Он отпирает замок на двери двести третьей аудитории и пропускает меня вперед:

– Давай.

Мы проходим внутрь, добираясь в конечном итоге до окна, как будто у обоих из нас есть очень веские причины для того, чтобы наш разговор никем не был услышан из коридора. Хотя на самом деле у меня такой потребности нет, но у Гугенхаймера – вероятно, да.

– В общем, он сказал Махмутову, что будет тебя увольнять.

– Сам сказал или Махмутов ему предложил?

– Сам. Сначала он говорил, что к тебе есть какие-то претензии по части проведения занятий. Кто-то чё-то на тебя написал…

– …Не Уткин?

– А-а, точно! Уткин! Вот его служебку Бочков показал, потом говорит такой, что будет тебя увольнять. Махмутов ответил: «Ладно».

– Понятно. Спасибо тебе, Петр, – выдавливаю я. – Ты мне здорово помог. А он случайно не сказал при этом, что половина денег, из-за которых шум-гам начался, ему предназначались? Что он сам к этому напрямую причастен?

– Бочко-ов? – глаза Гугенхаймера, кажется, сейчас станут вылезать из отведенных им природой отверстий.

– Ага. А ты как думал? Что я с ума сошел – такие цены ставить?

– Ни фига себе… – Гугенхаймер всё еще явно не может прийти в себя от услышанного.

– А теперь он меня же хочет и уволить.

– Понятно… Ну, ты держись, не поддавайся просто, и все. Чё он тебе сделает? Как он может тебя уволить?

– К сожалению, может, – грустно говорю я. – Зацепиться есть за что. Ну, ладно, Петь: я грузить тебя больше не буду, пойду – мне кое-с-кем пообщаться надо. Спасибо тебе еще раз…

– Не за что… Ладно, давай держись – я за тебя, но ты это… Постарайся как-нибудь уж. Аккуратно…

Последняя фраза звучит по-своему забавно, но я даже не улыбаюсь.

– Спасибо.

Мы жмем друг другу руки, и я быстрым шагом покидаю комнату, направляясь в Е-корпус. Надо поговорить с Ивановым. Даже, если мой дорогой шеф и не врет, и Никитич действительно предлагал накатать на меня петицию от кафедры, у меня всегда с ним были хорошие отношения, и я не верю, что они так легко могли разрушиться из-за одной, пусть и на редкость заметной, жалобы. Надо спросить у него прямо, насколько серьезен наезд на меня со стороны «Проммаша». Бочков теперь навсегда вычеркнут из списка контактов.