Читать книгу "Я умер вчера - Александра Маринина"

Гордеев вперил в него тяжелый взгляд.

– Ох, Борька, бить тебя некому, и когда ты перестанешь всехлюдей по себе мерить? У тебя четверо детей, так для твоей жены развод –натуральная катастрофа, потому как все они маленькие и их еще растить ирастить. А для Юлии Николаевны? Один ребенок, и тот пристроен в хорошие руки,живет в Лондоне в семье троюродной тетки, учится в хорошей английской школе.Сама Юлия – интересная, холеная тридцатишестилетняя, вполне состоявшаясяженщина, государственный деятель, имеет в руках профессию, кучу знакомых,наверняка и поклонники были. По отзывам знакомых и друзей, она былаинтеллигентной и умной дамой. С какого, извини меня, рожна ей так паническибояться развода? Зачем ей нанимать сыщиков для слежки за мужем? Ну зачем, Боря?Это же унизительно.

– Ну, не знаю, – проворчал Гмыря. – Значит, неревность, а страх перед левыми деньгами. Что так, что эдак.

– Боря, проснись, – сердито сказал Гордеев. – Японимаю, ты плохо себя чувствуешь, и голова, наверное, тяжелая из-за насморка,но давай уж одно из двух: или ты болеешь, или мы дело обсуждаем.

Гмыря с трудом поднял веки, которые то и дело норовилиопуститься и закрыть от несчастного следователя опостылевший белый свет, иприложил ладонь ко лбу.

– Кажется, температура поднимается, – сиплым голосомконстатировал он. – Виктор Алексеевич, у вас горячей водички можнораздобыть?

– Чаю хочешь?

– Нет, просто кипятку, я в нем «Колдрекс» растворю.

– И что получится?

– Полегче станет. Нет, кроме шуток, он температуру черезпятнадцать минут снимает. Потом, правда, она опять поднимается, но часа два-триможно жить.

Когда Гмыре принесли большую кружку с кипятком, он высыпал внее содержимое одного пакетика «Колдрекса» со смородиной и стал пить маленькимиглотками. Колобок-Гордеев с опаской поглядывал на него, как обычно глядят,когда не понимают, как можно пить такую гадость.

– Противно? – наконец спросил он сочувственно.

– Да что вы, это вкусно, как чай с вареньем и лимоном.

– Лекарство не может быть вкусным, – с непоколебимойуверенностью произнес Гордеев. – Оно должно быть противным, чтобы человекс первого раза понимал: болеть – плохо. А если лекарство вкусное и лечиться приятно,то это сплошной обман и никакой пользы для организма. Брось ты эту гадость,Боря, давай я лучше тебе стакан налью.

– Вы что! – Гмыря вытаращил глаза и закашлялся,закрывая рот платком. – Какай стакан? Мне еще к себе на работувозвращаться.

– Ну ладно, пей свое пойло, травись, – Гордеевбезнадежно махнул рукой. – Я пока воздух посотрясаю. Значит, мы с тобойрешили, что не женщины-соперницы волновали Юлию Николаевну, а левые заработкисупруга. Но я хочу знать, почему она стала беспокоиться об этом именно сейчас.Почему не год назад, не три месяца, а только в апреле этого года. Что-то должнобыло произойти, что заставило ее подозревать мужа. Не просто же так она все этозатеяла, не с потолка и не с дурна ума. Что-то было. Ты согласен?

Гмыря молча кивнул, продолжая отпивать горячую жидкость изкружки.

– И после того, что произошло в воскресенье с ДимойЗахаровым, нам с тобой придется признать, что в чем-то покойная Юлия Николаевнаоказалась права. Осуществляя по ее заданию слежку за Готовчицем, сыщики наткнулисьна человека, которому все это дело страсть как не понравилось. Боря, наша стобой задача – найти в среде знакомых Готовчица этого человека. Это убийца,Боря. К черту все парламентские дрязги, к черту журналистские расследования,все эти дороги ведут в тупик. Мы с тобой в этом тупике целый месяц простояли, аубийца глядел на нас из-за угла и мерзко хихикал. Мы бы никогда не поверили вНастасьину версию про частное агентство, если бы Захаров случайно не увиделтого, кто продал убийце информацию о заказе Юлии, и после этого не погиб, так ине успев показать Насте этого типа. Ты согласен?

– Уф!

Гмыря залпом допил лекарство и отер с лица платкомвыступивший пот. Выглядел он и вправду плоховато, и Гордеев от души емупосочувствовал.

– Виктор Алексеевич, – просипел следователь, – вымне друг?

– Я тебе учитель, – усмехнулся Колобок. – А тывсегда будешь пацаном для меня. Впрочем, я, кажется, тебе это уже говорил. Чеготы хочешь, сопливый?

– Вот только моя безграничная благодарность к вам изастарелое уважение к вашим сединам не позволяют мне обижаться, – заметилГмыря, сумев даже слегка улыбнуться.

– А чего ж обижаться-то? – изумился полковник. –Ведь и вправду сопливый, вон носом-то как хлюпаешь.

– Уберите с этого дела Лесникова, – внезапно выпалилГмыря, сдерживая рвущийся наружу кашель.

– Что?!

– Лесникова, говорю, уберите от меня, – повторил БорисВитальевич. – Не работается мне с ним. Добра не будет.

Гордеев внимательно посмотрел на бывшего ученика, потом снялочки и привычно сунул дужку в рот, что обозначало собой процесс глубокихраздумий.

– Вы не думайте, что это капризы. Ваш Лесников мне не верит.То ли себя больно умным считает, то ли еще что ему в голову запало, но он закаждым моим словом пытается второе дно нащупать. А это очень заметно. На койляд мне эта головная боль, а? Почему я должен терпеть его рядом с собой? Дайтелучше Каменскую, с ней я нормально работал.

– Про Настасью забудь. А насчет Игоря я подумаю. Ты непреувеличиваешь, Боря? Лесников хороший парень, серьезный. Может, показалосьтебе?

– Мне, Виктор Алексеевич, никогда ничего не кажется. Хоть выи говорите, что я как был опером, так и остался, а я все-таки следователь.Следователю не может ничего казаться, у него либо есть доказательства,подтверждающие его точное знание, либо их нет. А «кажется – не кажется» – этоваши штучки. Ох, полегчало. Хорошее все-таки это лекарство, зря вы его ругали.Так вот, Виктор Алексеевич, что я хочу вам сказать. Либо вы поручаете Каменскойработать в бригаде под моим руководством, либо я перестану врать и покрывать еесамодеятельность. Договоримся?

Гордеев снова нацепил очки на нос и с любопытством взглянулна следователя.

– Это кто ж тебя, Боренька, старших шантажировать научил?

– Как это кто? Ваша школа. Сами говорите, что вы мойучитель.

– Выучил на свою голову… Нет, Борис Витальевич, недоговоримся. С Лесниковым разберусь, если нужно будет – заменю его другимоперативником. А Каменскую ты не получишь. И не мечтай. Спасибо, что сампришел, спасибо, что в генпрокуратуре не заложил меня, я это ценю и за это тебеблагодарен. Если ты хочешь, чтобы Настасья что-то для тебя сделала, –скажешь мне, я ей поручу. Я. Ты понял? Я, а не ты. Ты ею командовать не будешь.До поры до времени.

– Понял, – Гмыря снова улыбнулся, на этот раз широко.Было видно, что ему и в самом деле стало получше. – Так бы сразу исказали. А то «не дам, не мечтай, не получишь». Я что, человеческого языка непонимаю?