Читать книгу "Палач. Книга 1 - Александр Ачлей"

— А что это ты такой белый весь стал, сынок? Пойдем-ка со мной. Обогреешься, отдохнешь, — и сердобольная женщина, взяв его под руку, медленно повела подальше от этого дьявольского места, где грохочущая техника, скрежет металла, человеческие крики и огненные искры из-под «болгарок» и сварочных агрегатов довершали сходство с преисподней.

Старушка жила неподалеку, в чудом сохранившейся баньке, переделанной под нехитрое жилище. Глоб не помнил, как они вошли, как сели за стол. В чувство его привел первый стакан самогона, который он осушил, даже не почувствовав вкуса. А старушка все рассказывала:

— Этот поселок был отстроен сразу после войны. Выделили землю ветеранам и участникам, помогли с материалами. А чего здесь было не жить? До залива — рукой подать; лесок такой живой и добрый рядом, туда по грибы по первости ходили, потом, правда, горожане все вытоптали; два озерка, да и город под боком. Вот наш новый-то глава и понял, что деньги можно на этом сделать немалые. Землища-то стоить стала — не выговоришь! Все, гад, распродал. И как под такими земля не разверзнется?!

— Разверзнется, бабуля, разверзнется! — Глоб сказал это так, будто точно был уверен в неизбежности кары. Он еще какое-то время посидел у доброй старушки, а потом направился в общежитие, где на время пребывания в Питере остановился у своих сослуживцев.

Через месяц все газеты и новостные передачи рассказали о том, что в одном из пригородов Северной столицы в результате мощного взрыва, причину которого так и не удалось установить, ушел под землю особняк главы местной администрации, благо, что его домочадцев, жены и детей не было дома. Они отдыхали на Кипре, хотя самому главе не повезло, его собирали по частям. Точно такая же участь постигла игровой клуб, где обычно собиралась местная братва, причем произошло это во время их очередной сходки, так что выжить никому не удалось. Из окна подъезда собственного дома выпрыгнул и разбился насмерть начальник милиции, а тело Главного менеджера строящегося спортивно-развлекательного комплекса без каких-либо следов насилия было найдено на дне котлована. Вообще, вокруг разрекламированной «стройки века», как называли в анонсах телепередач и рекламных роликах этот пресловутый комплекс, происходили загадочные, необъяснимые явления: то кто-то видел там привидения, то по неизвестной причине начинали проседать изготовленные с соблюдением всех технологических норм конструкции, то ни с того ни с сего вспыхивали пожары. Люди в массовом порядке отказывались там работать, несмотря на высокие оклады. В общем, стройку заморозили до выяснения обстоятельств дела. Глоб же еще какое-то время после этого служил в морской пехоте, но потом ушел в запас и устроился работать в «Криптос».

— К вам можно? — незнакомый голос явно принадлежал человеку, который заранее знал, что ему не откажут. Глобу все еще сложно было поворачивать голову, и потому он не мог разглядеть посетителя.

— Моя фамилия Гондалев, зовут меня Борис Иванович! Я к вам с приветом от вашего друга Артемьева. Не беспокойтесь. С ним все в порядке. И я действительно его друг. Узнав о том, что с вами случилось, я счел своим долгом навестить вас и предложить более подходящее для лечения место. В центральном госпитале ветеранов ФСБ вам окажут необходимую помощь. Если вы согласны, закройте глаза. Хорошо. Сегодня вас перевезут. А когда поправитесь, мы поговорим о наших делах и дальнейших перспективах.

Глоб сразу принял это предложение по одной простой причине: он знал, что Борис Иванович Гондалев — начальник агентурного управления КГБ Уральской республики, а потому лично для него, Глоба, никакой угрозы не представляет. А потом, если бы его хотели убрать, то сделали бы это более простым и надежным способом, не привлекая генералов спецслужб. Здесь, скорее, другое, и не зря он сослался на Серегу при первом знакомстве. Что ж, ему оставалось только ждать. Лишь время могло все прояснить.

Глава ХХХХ

Дин

Через три дня в Венеции Дин встретился с Луиджи Бенетти. Тот сказал, что переданная ему информация, особенно касавшаяся владельца пресловутой автомашины в Москве, оказалась очень ценной, и только поэтому ему удалось убедить свое руководство оставить в покое Артемьева и помочь ему выбраться из страны. С точки зрения закона, Артемьев все равно был преступником, так как проник на территорию Италии по подложным документам с целью совершения убийства. И это — установленный факт. Но, учитывая то, что все-таки не он убил комиссара, а также то, что благодаря, скажем так, его непосредственной помощи была раскрыта целая серия ужасных преступлений, итальянское правительство гарантирует ему свободу и беспрепятственный выезд в нейтральную Швейцарию. Об Австрии не может быть и речи, поскольку та находится в шенгенской зоне. До Лугано Артемьева будут сопровождать чиновники МИД Италии, что должно исключить любые неожиданности.

— Ну, что ж. Мавр сделал свое дело, мавр может убираться. Так что дальше вы уж как-нибудь без меня. — Дин смотрел на Лану грустными глазами уставшего от жизни человека.

— Ты действительно отказываешься с нами работать?

— Отказываюсь, Зая. Извини. Наверное, я слишком стар для подобных авантюр.

— Дин, подумай хорошенько. Ну, во-первых, я не могу себе представить, что оперативник твоего уровня и класса может всерьез мечтать о спокойной размеренной жизни. Во-вторых, то, чем мы собираемся заниматься, абсолютно законно…

— О какой законности ты говоришь? Нам надо будет выслеживать людей в иностранных государствах и убирать их! — Дин опять потянулся за сигаретой.

— Кончай курить! Это плохо сказывается на потенции! Выслеживать и «убирать», как ты выразился, что, впрочем, естественно для профессионального «мусорщика», мы будем не по заказам коммерческой фирмы «Дрюпкин и сыновья», чем раньше ты и занимался, а на основании решений Международного трибунала в Екатеринбурге. И здесь никакой самодеятельности не предполагается: решение — приказ — исполнение. И все. Неужели ты не понимаешь, что все эти жирующие подонки должны быть наказаны? — Лана еле сдерживала гневное негодование.

Дин все-таки достал сигарету, оторвал по привычке фильтр, медленно прикурил ее от высокого пламени зажигалки, прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Сейчас Лана его раздражала. Ей бы лучше оставить его на некоторое время. Он и так потерял слишком много сил на всю эту историю с Артемьевым. Разговор с Луиджи не был таким уж простым. Итальянцы не любят беззакония: потомки основоположников римского права, они, впрочем, как и все остальные западноевропейцы, были абсолютно убеждены в том, что «Legum servi esse debemus, ut liberi esse posimus» («Мы должны быть рабами законов, чтобы быть свободными»). Поэтому у них и законы работают, как правило, на всех уровнях, а законопослушность считается добродетелью, отступление от которой — преступление и грех. Этим они и отличаются от людей, родившихся и выросших на Востоке, для которых традиции, обычаи и ритуал являются краеугольным камнем, на котором строится здание восточной государственности. Дин вспомнил одно из высказываний китайского мудреца Конфуция, звучавшее примерно так: если государством править с помощью закона, улаживать, наказывая, народ остережется, но не будет знать стыда, а если править на основе традиции и улаживать дела в соответствии с ритуалом, люди не только устыдятся, но и покорятся. Такая концепция позволяет им смотреть сквозь пальцы на нарушение законов в тех случаях, когда это вызвано требованиями обычаев: законом кровная месть запрещена, но мало кто осудит действия человека, убивающего своего кровника; многоженство во многих мусульманских странах запрещено по закону, но де-факто оно существует; брачный возраст девушек регламентируется законодательными актами, но эти нормы сплошь и рядом нарушаются в силу того, что обычай велит поступать иначе. На Востоке, где такие понятия, как долг и обязанность, возведены в добродетель, всячески пропагандируется приоритет общественных интересов над интересами личности. Люди здесь, как правило, не очень грузятся по поводу таких понятий, как личное счастье, пылкая любовь, безумная страсть и прочее, посвящая свою жизнь семье, роду, работе. Отсюда так мало разводов и много детей, так сильны взаимовыручка и взаимопомощь даже между людьми, не связанными узами родства. И это их делает более сплоченными и менее несчастными.