Читать книгу "Эта безумная Вселенная - Эрик Фрэнк Рассел"

К четырнадцатому дню Крысоглаз превратился в живой автомат, устало и без какого-либо интереса перемещавший диски. Он был похож на раба, обреченного выполнять ужасающе монотонную повинность. Играющий Тейлор напоминал бронзового Будду, что тоже не могло не злить Крысоглаза.

Шестнадцатый день таил в себе опасность, хотя Тейлор и не знал об этом. Едва войдя в помещение, где они играли, он сразу же ощутил непривычное волнение гомбарцев. Все смотрели на него с особым интересом, словно чего-то ждали. Крысоглаз был мрачнее всех туч Гомбара. Брюхоносец важничал сильнее прежнего. Даже на тупых лицах охранников отражались признаки зачаточной умственной деятельности. Число присутствующих пополнилось за счет четверых свободных от дежурства надзирателей. Из черного ящика с телевизионной аппаратурой доносились беспрестанные щелчки и прорывались какие-то восклицания.

Не обращая внимания на происходящее вокруг, Тейлор занял свое место. Игра возобновилась. Паршиво, конечно, тратить жизнь на перетаскивание дисков со штыря на штырь, но столб, петля и палка были еще паршивее. Он знал, что иного выхода у него нет. И Тейлор продолжал играть, перемещая диски. Его бледно-серые глаза все так же следили за противником.

Ближе к вечеру Крысоглаз вдруг вскочил с места, подбежал к стене и со всей силой ударил по ней кулаком. Одновременно он выкрикнул что-то об удивительном сходстве землян с дерьмом. Разрядившись, Крысоглаз вернулся к столу и сделал очередной ход. Из черного ящика послышалось громкое верещание. Брюхоносец слегка пожурил соплеменника, хотя и заявил, что понимает его патриотические чувства. Под конец Крысоглаз совсем скис. Его лицо скорчилось в плаксивой гримасе, как у капризного ребенка, которого мамочка забыла поцеловать.

Поздним вечером Брюхоносец остановил игру, подошел к телекамере и торжественно объявил:

— Завтра — в семнадцатый день со времени начала игры — вас ждет ее продолжение.

Тейлор так и не понял, почему Брюхоносец сделал особый упор на словах «семнадцатый день».

Утром надзиратель принес завтрак позднее обычного.

— Что-то ты сегодня не торопишься, — заметил Тейлор, принимая от него еду. — Меня вот-вот поведут играть.

— Мне сказали, что раньше второй половины дня ты им не понадобишься.

— Как так? С чем это связано?

— Вчера ты побил рекорд, — сообщил надзиратель, всеми силами стараясь не показывать своего восхищения. — У нас еще никому не удавалось продержаться до семнадцатого дня.

— Ты хочешь сказать, что в награду власти подарили мне это утро? Очень любезно с их стороны.

— Этого я не знаю, — сказал тюремщик. — На моей памяти не было случая, чтобы прервали игру.

— А ты не думаешь, что ее вообще прекратят? — спросил Тейлор, чувствуя, как ему сдавливает шею.

— Нет, такого они не сделают. — Должно быть, надзиратель мысленно представил себе подобное кощунство, поскольку его передернуло от ужаса. — Только еще нам не хватает проклятия предков! Осужденные сами должны выбирать время своей казни.

— Почему?

— Потому что так было всегда, от начала времен.

Надзиратель отправился разносить завтраки другим заключенным, оставив Тейлора жевать и пережевывать смысл объяснения. «Потому что так было всегда». Неплохая причина, а для него — даже очень хорошая. В этом гомбарцы практически были схожи с землянами. Тейлору вспомнились нелепые, лишенные всякой логики земные обычаи, сохраняемые до сих пор. Опять-таки — «потому что так было всегда».

Слова надзирателя немного успокоили его, но вскоре тревога вернулась. Свободное время не радовало, а все больше и больше настораживало. После шестнадцати дней беспрерывного перемещения дисков со штыря на штырь Тейлор продолжал заниматься этим даже во сне… Нет, что-то здесь не так. Перерыв в игре казался Тейлору предвестником зловещих событий.

Вновь и вновь он возвращался к свербящему его подозрению, что гомбарские власти лихорадочно ищут способ прекратить игру, не нарушив своих законов. Как только они найдут такой способ (если, конечно, найдут), они тут же расправятся с пленником. Игру объявят законченной, а его поволокут к столбу, где палач постарается побыстрее и потуже затянуть у него на шее веревочный «галстук».

Плавая в своих мрачных мыслях, Тейлор не заметил, как прошло время. Явившиеся в камеру охранники повели его в знакомое помещение. Игра возобновилась, словно и не было никакого перерыва. Однако длилась она всего полчаса. Потом из черного ящика дважды раздался какой-то сигнал, и Брюхоносец сразу же остановил игру. Тейлор вернулся в камеру, не зная, что и думать.

Поздним вечером за ним снова пришли. Тейлор чувствовал себя совершенно измотанным. Внезапно начинающиеся и столь же внезапно кончающиеся сеансы утомляли и били по нервам куда сильнее, чем рутинная игра на протяжении целого дня. Раньше, выходя из камеры, он был уверен, что идет играть с Крысоглазом в абракадабру. Теперь выход из камеры вполне мог оказаться последними шагами в его жизни.

В помещении Тейлору сразу бросились в глаза произошедшие перемены. Игровая доска с ее штырями и дисками по-прежнему находилась в центре стола, однако Крысоглаза за столом не было. Не было и вооруженных охранников. За столом сидели Брюхоносец, Паламин и еще один коротконогий, крепко сбитый гомбарец. Лицо последнего не вязалось с его внешностью. Этот гомбарец показался Тейлору несколько не от мира сего.

Брюхоносец был хмур и озабочен, словно ему продали пакет акций несуществующего нефтяного месторождения. Паламин выглядел не лучше. Он пофыркивал, как беспокойная лошадь. Третий был и здесь и не здесь. Казалось, он одновременно созерцает нечто, находящееся на другом краю галактики.

— Садись, — отрывисто приказал Паламин.

Тейлор сел.

— Давай, Марникот, скажи ему.

Коротышка прервал созерцание, спешно вернулся с небес на Гомбар и педантичным голосом обратился к Тейлору:

— Я редко смотрю телевидение. Оно годится лишь для толпы, которая не знает, куда девать время.

— Ближе к делу, — потребовал Паламин.

— Но услышав, что ты вот-вот побьешь давнишний рекорд, я вчера вечером смотрел вашу игру, — невозмутимо продолжал Марникот.

Он слегка махнул рукой, словно желая показать, что способен сразу проникнуть в суть любого явления.

— Я тут же понял: количество ходов, минимально необходимых для окончания этой игры, выражается числом два в степени шестьдесят четыре минус один.

Марникот вновь скрылся в неведомых далях, но быстро вернулся и приглушенно добавил:

— Это огромное число.

— Огромное! — повторил Паламин и фыркнул так, что закачались штыри на доске.

— А теперь предположим, — продолжал Марникот, — что вы оба станете перемещать диски с максимально возможной скоростью и будете делать это круглосуточно, не прерываясь на еду и сон… Сколько, по-твоему, понадобится времени, чтобы закончить игру?