Читать книгу "Кровь на палубе - Иван Любенко"

Ардашев поймал на себе восхищенный взгляд радетельницы женских прав. Казалось, что госпожа Слобко только сейчас рассмотрела присяжного поверенного, и, судя по всему, он ей пришелся по нраву. Она, словно смотрящая на сметану кошка, безотрывно поедала Клима Пантелеевича глазами и разве что не облизывалась и не мурлыкала в предвкушении воображаемых удовольствий. А верная адвокатская супружница тем временем ничего этого не замечала и была всецело погружена в перипетии расследования.

– Убить своего повара? Но зачем? – не удержалась от комментария Капитолина Матрешкина и встретилась глазами с Кашириным, который в ответ не преминул еще раз поцеловать ей руку.

– Чтобы в этом разобраться, мы должны вернуться к личности Савелия Русанова, его вещам, образу жизни и, наконец, к самой криптограмме, – пустился в рассуждения Клим Пантелеевич. – Как я заметил, этот человек с самого детства бредил морем. Стены его маленькой полуподвальной комнатки были увешаны репродукциями картин известных маринистов, а на полках стояли книги о морских приключениях и дальних странах. Я нисколько не сомневаюсь, что секстант, обнаруженный в чемодане Пустоселова, на самом деле принадлежал Савелию. Так же как и навигационные таблицы, на которых оказались рукописные, выцветшие от времени цифры. Их ровно тридцать одна, и расположены они в той же последовательности, что и указанные в газетном объявлении. Отсюда следует, что кто-то задолго до появления на свет Савелия скрыл в криптограмме какую-то информацию. – Присяжный поверенный окинул взглядом собравшихся. – Теперь понятно, что речь идет о какой-то «золотой пещере». Я совершенно уверен, что это сделал Капитон Русанов – дед нашей жертвы. Он немало колесил по свету, и ему каким-то образом стало известно о наличии клада на Мадагаскаре. Его сын Лука после смерти жены, к сожалению, запил и вскоре умер, а внук в то время был еще очень мал. Старому моряку не оставалось ничего другого, как зашифровать координаты сокровищ и записать данные на одной из страниц навигационных таблиц, применявшихся еще в пору его юности. Цифры среди цифр. Кто обратит на них внимание? Шло время, и настал 1910 год, август месяц. Дед давно умер, а у Савелия приближался шестидесятилетний юбилей – своего рода ноябрь человеческой жизни. А с чем он подходил к нему? Что у него было за душой? А ничего: ни дома, ни семьи, ни детей. Оставались лишь одна давняя мечта о море и приятные воспоминания – то ли сон, то ли явь, – отпечатавшиеся в детском сознании, когда дедушка шептал перед сном мальцу истории о морских походах, отчаянных сражениях и пиратских кладах. А перед смертью он оставил парнишке наследство – видавший виды сектант да ньютоновские таблицы с криптограммой… Даже тайну тридцати одной цифры Капитон Русанов унес с собой в могилу.

– Получается, что Савелий Лукич как раз и был тем таинственным господином, который напечатал в «Ставропольских губернских ведомостях» загадочное объявление и за правильный ответ пообещал вознаграждение в двадцать пять рублей? – осведомился Неммерт.

– Ну конечно! – согласился адвокат. – Кроме того, он являлся владельцем десятирублевой банкноты с памятным номером и, как я полагаю, отзывчивым человеком, решившим помочь своему хозяину, у которого финансовые дела шли далеко не лучшим образом. Но доброта не всегда идет во благо. Забегая вперед, скажу, что в Порт-Саиде я получил две телеграммы. В одной из них говорилось, что все недвижимое имущество купца второй гильдии Пустоселова – три скобяные лавки и родовой дом на Мещанской улице – давно заложены под обеспечение пятилетнего кредита в Азовско-Донском Российском Торгово-Промышленном банке. Сумма займа составляет сто тысяч рублей. Договор подписан 19 февраля 1906 года. Стало быть, уже в следующем году он должен был бы по нему полностью рассчитаться. Однако дела шли не лучшим образом… А тут подоспело предложение Русанова о финансировании поисков золотой пещеры и, соответственно, назревал дележ будущих сокровищ. А зачем соглашаться на часть, когда можно получить все? Вот вам и мотив убийства.

– Позвольте, Клим Пантелеевич. Вы все время упоминаете о сокровищах, о золотой пещере. А какое отношение ко всему этому имеет не раз упоминавшаяся здесь десятирублевая купюра? – недоуменно поморщился Лепорелов.

– Самое прямое! Ведь именно господин Завесов и разгадал криптограмму. Текст этого зашифрованного сообщения был следующий: golden cave S 15° 59’8.6” E 50°15’54.2”, то есть указаны точные координаты клада. Их Савелий Русанов написал на чистом поле той самой банкноты, которую Пустоселов забрал себе, имитируя ограбление после совершенного им убийства. И злодей носил ее в собственном портмоне.

– Но зачем? Это же прямая улика! Тем более что она была насквозь пробита ножом! – удивленно воскликнул полицейский.

– Вы правы. Но о ней знал лишь один человек – Завесов. А для преступника «красненькая» была своего рода талисманом, который должен был привести его к богатству. Да и потом, купец мог всегда отпереться, сказав, что получил ее на сдачу. Что же касается Завесова, то позже, когда ему стало известно об убийстве Русанова и о том, что экспедицию на Мадагаскар возглавит Пустоселов, далеко не глупому географу уже не составило труда выявить преступника. Однако он не пошел в полицию, а решил шантажировать злодея, с тем чтобы самому оказаться на корабле, плывущем на этот далекий остров. Вероятно, они договорились, и он был в доле с купцом, но, как вы понимаете, недолго. Лиидор Макарович не верил убийце и, чтобы хоть как-то обезопасить себя, составил письмо, где, вероятно, поведал все, что знал. Скорее всего, он сказал об этом и самому Пустоселову. Но негоциант раньше меня нашел послание, спрятанное за православным складнем. И мне пришлось довольствоваться лишь вмятинами на чистом тетрадном листе, оставшимися от давления стального пера, да следами чернил на промокательной бумаге, которые я прочел в зеркальном изображении. А там я разобрал всего несколько слов: две буквы «о», на некотором расстоянии и – «…УБИЛ РУСАНОВА И МЕНЯ». Но кто? Если предположить, что две «о», стоящие перед словами, – часть фамилии преступника, то подходят всего двое: Пустоселов и Лепорелов. Согласитесь, на настоящую улику эта надпись явно не тянула.

– Одного понять не могу, – поделился сомнениями ботаник, – Завесов перед смертью в подземелье даже не вскрикнул. Уж я бы точно услышал…

– Ничего удивительного, – пояснил Ардашев, – его сначала оглушили камнем, а уж потом зарезали. Согласитесь, Афанасий Пантелеймонович оказался довольно неплохим актером и всем своим видом показывал, что был не на шутку испуган случившимся.

– Не знал я, Клим Пантелеевич, что вы меня в душегубы-то записали, не знал, – обиженно пробубнил преподаватель. – Ну да ладно, чего уж там – следствие дело такое…

– А как же фильма? – не удержался Асташкин. – И зачем это Пустоселов хотел утопить господина Бранкова? Почему он так боялся этой кассеты и выбросил ее за борт? Там ведь, как мы убедились, кроме лобзаний, ничего интересного и не было, – он насмешливо покосился в сторону слегка покрасневшего Свирского.

– Ну, не совсем так. Кое-что там все-таки имелось, хотя и не настолько серьезное, чтобы из-за этого убивать господина оператора. – Присяжный поверенный достал из кармана коробочку любимого монпансье, покрутил в руках и убрал в карман. – В Смирне в присутствии членов экспедиции Александр Осипович подошел ко мне и при всех сказал, что, по его мнению, убийцу Лиидора Макаровича можно распознать. И это услышал злодей, который, вероятно, решил, что объектив камеры выхватил его как раз в тот момент, когда он бросал яд в шампанское учителя географии. Помните, при входе в Босфор раздались пушечные выстрелы и все ринулись к правому борту? А в это время, как видно из фильмы, чья-то рука намеренно столкнула на пол бокал. А зачем? Да просто потому, что яд мог попасть случайной жертве – госпоже Вяльцевой, Прокудиной или кому-то еще… А бесполезные убийства преступнику были не нужны. Он же не маньяк. Поэтому самым идеальным вариантом была бы смерть свидетеля, то есть самого оператора, и исчезновение пленки. Этого он и пытался добиться. Откровенно говоря, такой необходимости не было. Да и сам господин Бранков не был точно уверен, что у него имеются доказательства – съемка, если помните, происходила еще до прибытия в Константинополь, а значит, до убийства Завесова. И по вполне понятным причинам он тогда не обратил особого внимания на странные действия одного из пассажиров, сбивающего на пол фужер. Об этом Александр Осипович вспомнил намного позже – уже в Смирне. Но ведь и мой расчет был основан на том же. Это я его попросил сделать объявление о предстоящей демонстрации фильмы, и я же уговорил нашего уважаемого капитана застопорить ход для псевдонеотложной профилактики парового двигателя по соседству с рыбацкой деревушкой. Признаюсь, довольно долго я не был уверен, кто же все-таки настоящий преступник – господин Лепорелов или Пустоселов. И виной тому была телеграмма, полученная мною из Ставрополя.