Читать книгу "Наживка для крокодила - Вячеслав Денисов"

Обрезанова на экзекуции не было, он почему-то заболел ОРЗ. Характерное явление для тех, кто Очень Решил Заболеть. Но был Константин Николаевич. Его высказывание о том, что «в дальнейшем следует пересмотреть вопрос о выделении жилплощади отдельной категории милиционеров», выглядело довольно нелепо. Однако все с этим согласились.

Меня терзали еще около получаса, вспоминая материалы пятилетней давности, «непонятные встречи с криминальными лицами», и даже поставили в вину неумение создать собственную семью. Я решил дотерпеть до конца. И дождался. Из угла кабинета раздался робкий голос начальника следственного отдела:

– Может, предоставим человеку возможность уволиться по собственному желанию? Зачем жизнь ломать?

Буря возмущения, раздуваемая замом по воспитательной работе:

– Чтобы дать ему право впоследствии восстановиться в милиции?! Нет, коллеги! Я полагаю, что это тот случай, когда нам нужно проявить принципиальность. Нам такие деятели, как Горский, не нужны. Мы от них избавлялись и будем избавляться. А если Горский все-таки сам считает себя честным человеком, то он должен сдать свою квартиру. Он получил ее как сотрудник милиции…

Я не выдержал и расхохотался.

Я смеялся так, как не смеялся уже, наверное, лет десять. Я захлебывался от хохота. Что это было? Нервы? Облегчение от того, что я – свободный человек и эти отвратительные лица я не увижу уже никогда? Не знаю…

Был объявлен «приговор», я расписался, положил на зеленое сукно стола удостоверение и вышел на улицу. Уже на крыльце почувствовал, что задыхаюсь…

Рванув воротник, оперся на перила. Сейчас все пройдет… Нужно только постоять и отдышаться…

Сейчас…

Вместе с облегчением пришла тоска. Хотелось только одного. Приехать в свою квартиру на улице Свободы, расставить вокруг себя несколько бутылок водки и пить, пить, пить… До тех пор, пока не придет успокоение.

У крыльца меня встречали человек семь или восемь. А может, и десять. Их лица мелькали передо мной. Меняясь, сыпались вопросы, не требующие ответа… Я видел лишь Ваньку, Вьюна и Верховцева. Я им улыбался, а они не могли понять, почему. Для них и, как им казалось, для меня, случилось страшное. А я улыбался…

Мне оставалось лишь забрать свои вещи в кабинете. Больше меня ничто не связывало с прошлым. Меня ждала любимая мною женщина, самая прекрасная на этой земле. Поэтому моя жизнь только начинается. Вывернув ящики стола, я выбрасывал записки, адреса, блокноты. Я рвал все в мелкие клочья и опускал их в урну.

В сейфе мне попался на глаза компромат на Бигуна. Я замер с ним в руках. Нет… Пока Лешка в клинике, бумаги будут со мной. Остальные дела я передал Верховцеву. Но своих «людей» я не сдам никому. Информация о них умрет вместе со мной. А те данные, что указаны в их делах… Ну, кому надо, пусть поищет. Он очень будет удивлен, когда выйдет на искомых фигурантов. Долго потом извиняться будет перед руководителями города. Данные – одни, а реальные люди – другие. У меня привычка такая. Потому что постоянно помню слова старого вора в законе Степного: «Никогда никому не верь и ни у кого ничего не проси»…

На стуле, со слезами на глазах, сидела Аня Топильская и молча наблюдала за моими манипуляциями. Может быть, в чем-то я обманул ее ожидания, но уж в этом я точно не виноват. Парни нервно курили, а меня «прорвало» на шутки. Я радовался своей свободе, восхвалял славный город Питер, в который рвану сразу же, как получу расчет, и рассказывал о Руслане Богачеве…

Проводив из Настиной квартиры всех, кто пришел со мной попрощаться, я почувствовал, насколько одинок. Едва захлопнув дверь, мною овладела горечь от только что утраченного прошлого. Утраченного навсегда. Завтра Новый год, и это угнетает более всего. Новый год – семейный праздник. Все, кто был сегодня, встретят его со своими близкими. Даже Бурлак, извинившись, сказал, что не сможет ко мне прийти.

Жизнь идет своим чередом, и если из нее кто-то выпадает, то это несущественно для самой жизни. Стоит ли преувеличивать значение своей персоны для окружающих? Жизнь – штука жестокая и беспощадная. Она карает всех в меньшей или большей степени.

На этом, собственно, и кончается эта история.

Юнг, Табанцев и их люди, я уверен, скоро ответят за все, что совершили. Не могут не ответить, потому что нет ничего дороже человеческой жизни и отношения к ней. И речь не идет о своей жизни. Жизнь одна у каждого. И никто не вправе забирать то, что ему не принадлежит. В этом я видел свою работу, в это же свято верю и сейчас.

А девушка… Она обыграла меня. Ольга оказалась умнее, чем я думал. Я наказан за гордыню, поэтому и проиграл свой «овертайм». Упустил шанс, которым мог воспользоваться. Но она сама себя приговорила. Ничто и никогда не проходит для человека безнаказанно. Она обязательно проявит себя потом, и если я не смог ее найти, то это обязательно сделает другой, более удачливый сыщик, опер по призванию, опер от бога. Может, это будет Ваня Бурлак? Вполне. Коренева воскреснет в другом месте, я в этом не сомневаюсь. Сколько ни крась свинец позолотой, она обязательно отшелушится. Ибо «Нет доброго дерева, которое приносило бы худой плод; и нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый».

Рейс «Владивосток—Москва»

Я была потрясена.

Сжимая в руке диктофон, я совершенно выключилась из реальности. Андрей смотрел на меня, и по его покрасневшим глазам было легко понять, как тяжело дался ему этот многочасовой рассказ. Он сумел затянуть меня в него, сделать его участником событий. Все это время я словно была рядом с ним.

Самолет уже медленно выруливал к стоянке. И снижение, и посадка прошли как во сне. Если бы не диктофон в руке, если бы не Андрей, сидящий рядом, я бы подумала, что меня, как в фантастическом фильме, на все время полета ввели в гипнотическое состояние.

Теперь, когда история закончена, для моей книги не хватало ответов на два вопроса.

– Андрей, что стало с Лешей?

– С Лешкой? – Парень потер рукой проступившую за время полета щетину. – Слава богу, мой друг выжил. Он вернулся к нам и к самому себе. Стал таким же, как был. Единственное, что ему мешает быть прежним весельчаком, – его голос. Врачи обещают сделать все, чтобы он заговорил вновь.

– Он сказал, кто на него напал в той квартире?

– Он не сказал, – усмехнулся Андрей. – Он написал. Моей ручкой на своей медицинской карте, едва успев прийти в себя. Одно слово: «Коренева».

У меня похолодело сердце. Да, эта книга станет бестселлером.

– Послушай, но ты же говорил, что Тен на имя Ольги положил в одном из московских банков крупную сумму денег. Не надо ли было предупредить сотрудников банка? Или засаду, скажем, посадить. Ведь Коренева рано или поздно может там объявиться?

Горский рассмеялся. Как-то устало и невесело. Нет ничего удивительного. Если бы мне вновь пришлось пережить подобные события, кто знает, что было бы со мной.