Читать книгу "Семейное дело - Фридрих Незнанский"

Но при этом… при этом… Не удалось осудить и изолировать от общества нескольких шариповских головорезов, прошедших огонь, воду и Чечню: они оказались иностранными гражданами! Их всего-навсего выслали за границу. По той же причине не удостоился заслуженного возмездия Абу Салех.

— По крайней мере, — Слава твердо настроился являть собой воплощение благодушия, — от Абу Салеха Россия избавилась.

И, напомнив об этом факте, стал подбираться к печенью «курабье», которое Меркулов поставил для друзей в низкой, фиолетового стекла, вазочке.

— Выслать-то мы его выслали, но, возможно, только для того, — охладил его Меркулов, — чтобы получить обратно через некоторое время — с новым лицом, с новой биографией, но с прежними замыслами.

— Нет, это вряд ли, — заметил Турецкий, — однажды провалившегося агента вряд ли пошлют в ту же страну, где он потерпел провал.

— Ну, значит, пришлют кого-нибудь другого, Абу Халида или Абу Валида, — настаивал Меркулов, обуреваемый нынче плохим настроением. — Так скоро мы от исламских террористов не избавимся.

— И от домушников не избавимся, — подхватил Слава, — и от детоубийц, и от бандитов… Ты что, Костя, рассчитываешь победить преступность? Преступники останутся. Останутся Абу Салехи и Ахмеды Шариповы. Но ведь останемся и мы! Работа у нас бесконечная, но необходимая.

С этим все согласились. А тут прибыл на подносе и чай.

— Истинный чайный дух чувствуется издалека! — обрадовался Слава Грязнов, втягивая ноздрями поднимающийся над его стаканом пар. — Это какой сорт?

— «Ахмед», — невнимательно сказала секретарша, вскользь задетая, очевидно, Славиной репликой относительно Шарипова. Догадавшись по реакции, что сказала что-то не то, поправилась: — Ой, «Ахмад»!

Друзья рассмеялись. Точнее, Меркулов и Турецкий добродушно захохотали по поводу Грязнова, непроизвольно отодвинувшего стакан чая так, словно в нем содержалась отрава. Содержимое выплеснулось в подстаканник и забрызгало стол.

— Ты что, до конца жизни будешь теперь шарахаться от имени «Ахмед»? — поддел Славу Турецкий. — Слав, очнись, это всего лишь имя.

— Тогда уж надо шарахаться и от сказок «Тысячи и одной ночи», — заметил развеселившийся Константин Дмитриевич. — Там это имя часто встречается.

— От сказок, наверное, не буду, — ухмыльнулся Грязнов, но как-то криво, — а вот от слова «интернационал» буду, наверно. Также от слов «глобальный» и «антиглобальный». А слово «граффити» я, честно признаюсь, терпеть не могу. И графферов этих, райтеров, или как их там величать, ненавижу, что бы мне кто ни говорил…

Эпилог

Галю разбудил щебет птиц за окном: птицы проснулись еще раньше нее, вместе с рассветом, и жизнерадостным гомоном встречали нарождающийся солнечный весенний день. Не требовалось смотреть на часы, чтобы установить, сколько времени: начало седьмого, если не раньше. Ранние рассветы вовсю напоминали о лете. Стремясь уйти от нахального солнечного света и голосов разбушевавшихся птиц, Галя повернулась на бок, уткнулась носом в стену и лежала так довольно долго, пока не сообразила: сон отлетел окончательно. Ворча на странность законов природы, согласно которым, когда нужно рано вставать, никак не проснешься, а если, наоборот, дозволяется подольше поспать, то тут же чувствуешь чудовищную, противоестественную бодрость, Галя отбросила одеяло и, не надевая тапочек, побежала в ванную принимать душ. Непременно прохладный душ. Такое бодрое утро требовало веселого бодрящего душа. А впереди расстилался длинный, целиком принадлежащий Гале день. Вячеслав Иванович Грязнов — как же она ему благодарна! — не только выбил для старшего лейтенанта Романовой денежную премию, но и обеспечил ее дополнительным выходным. В счет злополучного воскресенья, когда она, вместо того чтобы как следует принять приехавшую в гости маму, канителилась в отделении милиции.

Задание, порученное ей, Галя выполнила с блеском. «Витамины», как она верно предположила, работали на фирму «Телемак», занимающуюся покраской поездов. Перекраска одного испорченного вагона обходится железнодорожникам в девятнадцать тысяч рублей. А всей электрички — примерно в шесть тысяч долларов. Заплатив всему крю одну тысячу долларов за порчу, «Телемак» уже через несколько суток наваривал четыре-пять тысяч за покраску. Ведь опытный райтер по заранее подготовленному скетчу раскрашивает вагон за десять минут, а всю электричку — за полтора часа! Таким образом, Галя самостоятельно раскрыла экономическое преступление. А то, что все эти вещи не имели никакого отношения ни к терроризму, ни к убийствам, — так в этом она не виновата. Она даже рада, что ее знакомые оказались непричастны к такого рода поступкам.

Кстати, она даже смогла быть им полезной: комендант общежития, где она когда-то жила, ознакомившись с ее работой по раскраске стен, пришел в восторг и захотел получить нечто подобное на собственной даче. Галя деликатно ответила, что граффити не является ее основной деятельностью, да и уровень ее умения в этой области невысок, но она может порекомендовать ему настоящих специалистов. Как только они разберутся с правоохранительными органами (чистосердечное признание с их стороны дает надежду, что все обойдется благополучно), сейчас же будут к услугам коменданта. И других желающих украсить быт… Уж если зарабатывать деньги, так лучше честно!

«Искусство граффити не виновато, что его приверженцы так плохо используют его, — размышляла Галя, освеженная душем, выходя в коридор, на стенах которого сегодня особенно забавно — благодаря солнцу — кувыркались зайцы и кошки. — Виновата идеология, которой ставится на службу искусство. И еще… наверное, виновато общество, которое не готово принять талантливых ребят. Вот они и самовыражаются — на поездах, на заборах, на стенах общественных зданий… Да им просто деваться некуда!

А с другой стороны, если создать для райтеров благоприятные условия, неужели все радикально изменится? Кое-где эти условия уже изменяются, граффити приобретает респектабельность. Со временем превратится в такой же полноценный вид искусства, как станковая живопись… Но где гарантия, что рядом не возникнет что-то новое, которое поначалу тоже будет казаться людям пощечиной общественному вкусу? Молодые всегда чувствительны к новым веяниям. И молодые всегда готовы рискнуть. Как бы сделать, чтобы они не рисковали жизнью? И своей, и чужой… десятками, тысячами чужих жизней… Как бы это устроить?»

Галя размышляла об этом так серьезно и чуть-чуть тяжеловесно, словно она не относила себя к молодым. Отчасти так оно и было: опыт сказывается. Работа в милиции меняет человека, хочет он того или нет. После завершения очередного задания Галя порой чувствовала себя такой умудренной… почти старой… Может быть, она в самом деле постарела — прежде зрелости? Может быть, не зря мама, как ни приедет, все повторяет: «Ох, угробишь ты себя этой проклятущей работой!»

Галя схватила круглое зеркальце на подставке. Но зеркальце не отразило ни морщин, ни седых волос — внешне Галочка соответствовала паспортному возрасту. Даже в последнее время немножко посвежела — благодаря смене обстановки и освоению граффити… Ведь человеку всегда помогает поддерживать тонус узнавание чего-то нового! Поэтому, с одной стороны, работа в милиции забирает у Гали силы и нервы, а с другой — сторицей возмещает то, что берет.