Читать книгу "Слепой для президента - Андрей Воронин"

– Машенька, как ты? Чем занимаешься?

– Я читаю книгу.

– Какую книгу ты читаешь, радость моя?

– Про железного дровосека, мама. Помнишь, мы начали читать ее с тобой, а потом я уснула? И вот теперь я пробую читать ее сама.

– А ты кушала, доченька? Я тебе все оставила на столе.

– Мам, я не хочу. Мы поедим вместе, когда ты придешь с работы.

– Но я приду не скоро.

– А я все равно буду тебя ждать.

В личной жизни Екатерине Каштановой не повезло.

С мужем, оказавшимся совсем не тем человеком, о котором стоило мечтать, пришлось развестись. Время от времени Олег Каштанов приходил проведать дочь, приносил девочке в дни рождения какую-нибудь ерунду, от которой Екатерина старалась как можно скорее избавиться. Она засовывала подарки своего бывшего мужа куда-нибудь подальше на полки, чтобы Машенька не видела их и не имела возможности с ними играть.

В последнее время Екатерина Каштанова дома появлялась очень поздно и страшно усталая. Но она всегда находила время для дочери. И если Машенька еще не спала, Екатерина расспрашивала ее, как прошел день, рассказывала ей сказки, и иногда девочка засыпала прямо у нее на руках. Каштанова переносила дочку в спальню, нежно укрывала одеялом и долго стояла, глядя на свое горячо любимое чадо.

Полковник Руднев и трое его людей подъехали к дому, в котором жила Екатерина Каштанова, часов в восемь вечера, за дня два до операции. Руднев, в расчете на то, что вовсю идет подготовка к операции на сердце президента и что Каштанова освободится не раньше, чем через час-полтора, чувствовал себя уверено и действовал без спешки. На лифте Руднев и один из его людей, капитан Мослов, поднялись на седьмой этаж. Руднев позвонил в дверь.

Через несколько секунд послышался детский голос:

– Кто там? Мама, ты? Опять забыла ключи?

– Маша, открой, пожалуйста, это дядя Аркадий, друг твоей мамы. Мы вместе работаем.

– Мама мне не велит никому открывать без нее.

– Ну открывай же, открывай, – настойчиво произнес полковник.

Девочка некоторое время мешкала, помня строгий запрет матери не открывать дверь никому незнакомому.

– Меня прислала твоя мама, сказала, чтобы я завез продукты. А сама она приедет чуть позже.

– Я сейчас позвоню маме. И если она скажет, чтобы я открыла, тогда открою, – послышался из-за двери взволнованный детский голосок.

– Да открывай же побыстрее, Маша, сумка очень тяжелая!

– А вы поставьте ее или повесьте на крючок. Там, на двери, есть такой крючок, мама всегда вешает авоськи на крючок.

– Хорошо, я повешу, – Руднев кивнул капитану Мослову, и в руках того появилась связка отмычек.

Замок был не сложным. Девочка, ушедшая к телефону, даже не услышала, как щелкнули пружины и открылась дверь. Полковник Руднев влетел в квартиру как раз в тот момент, когда Маша, прижимая телефонную трубку к руке, громко говорила:

– Добрый вечер. Будьте добры, позовите мою маму, Екатерину Евгеньевну Каштанову.

Руднев подошел, нажал на рычаги. Машенька испуганно обернулась и вскрикнула. В телефонной трубке раздавался непрерывный гудок.

– Ну зачем ты звонишь? Сейчас мы поедем к твоей маме. Она договорилась, чтобы тебя к ней пропустили прямо в больницу, поэтому и послала нас за тобой.

– Да? – не поверила Маша.

– Да-да, – Руднев едва сдержал себя, чтобы не заскрежетать зубами.

Машенька внимательно посмотрела на второго мужчину – широкоплечего, с темными усами. Тот молча стоял у двери.

– Как вы вошли? – девочку вдруг осенило, что гости каким-то чудесным способом оказались внутри квартиры, хотя дверь им никто не открывал.

– Твоя мама дала нам ключи.

Это окончательно убедило Машеньку в том, что два незнакомых дяди действительно приехали специально для того, чтобы отвезти ее к маме на работу.

– Поехали скорее в больницу! Одевайся.

– Что я там буду делать? – спросила девочка.

– Посмотришь, где мама работает. Ведь ты же там никогда не была?

– Один раз была. Мне там делали рентген. Я тогда заболела, и мама возила меня к себе на работу.

– Ну вот, съездишь еще раз, – сказал полковник Руднев, подмигнув капитану Мослову.

Тот продолжал стоять с непроницаемым лицом, заложив руки за спину. Руднев объяснил своему помощнику, что девочку надо забрать и спрятать, потому что ей угрожает опасность – ребенком могут воспользоваться для давления на мать.

Впрочем, капитан Мослов не очень-то стремился вдаваться в детали.

Наконец Маша Каштанова собралась. Все трое уже стояли у двери, готовясь уйти, и именно в этот момент зазвонил телефон.

– Ой, телефон, телефон! – закричала девочка, первой бросаясь к аппарату и снимая трубку.

Звонила Екатерина Каштанова, которой передали, что несколько минут назад дочка хотела с ней поговорить. Но поднести трубку к уху Машенька не успела, и единственное, что услышала Екатерина, так это прозвучавший издалека мужской голос:

– Положи, положи трубку! – слова звучали неразборчиво.

«Может, что-то на линии, и я вклинилась в чужой разговор? – подумала Каштанова после того, как в трубке раздались гудки, и она нажала кнопку повторного набора. Никто не отвечал. – Странно, странно, – Екатерина почувствовала, как учащенно забилось сердце. – Что за чертовщина? Я же ей велела сидеть дома и никуда не ходить. – В трубке по-прежнему раздавались гудки. – Ну где же ты? Почему не подходишь к телефону?»

Наконец Екатерина не выдержала, положила трубку.

«Перезвоню минут через десять», – решила она.

Она вошла в кабинет своего нового шефа, кардиохирурга Борисова Игоря Николаевича, где уже собрались все те, кто работал в его бригаде.

– Что-то случилось, Екатерина Евгеньевна? – пристально взглянув на ассистентку, спросил доктор Борисов.

– Да нет, все в порядке.

Игорь Николаевич кивнул и продолжил объяснять один из вариантов, возможных при выполнении операции на сердце президента. Вся бригада внимательно слушала шефа. Тщетно пытаясь вникнуть в слова Борисова и изображение на большом экране монитора, Каштанова никак не могла успокоиться.

«Да что же это такое! – корила она сама себя, – Ведь уже не раз случалось, что я звонила, а Машенька не брала трубку, и я так не волновалась. А тут сердце как сжала чья-то ледяная рука, так и не отпускает. Просто мы все перенервничали из-за предстоящей операции – вот я и воспринимаю все в каком-то черном цвете».

Двадцать минут Игорь Николаевич Борисов давал объяснения.