Читать книгу "Тамбур - Анна Малышева"

— Погоди!

— Что?! — Она рывком освободила руку и с ненавистью взглянула ему в лицо. Ужасно смотреть вот так на человека, которого любила еще неделю назад. Но еще ужаснее (пришло ей в голову) было бы до сих пор любить его, прощать, оправдывать. Ниже пасть невозможно. За последние дни она, казалось, стала взрослее на многие годы. Говорят, что женщина вечно помнит первую любовь. Возможно, и так (усмехнулась про себя Маша), но первую измену она помнит еще лучше. Да и учит это большему.

— Давай выпьем кофе! — Дима дрожал — то ли от холода, то ли от возбуждения.

— Я не хочу.

— Но, Маша…

— Пропусти. Мне нужно домой. — Она дернула плечом, отстраняя его — Дима хотел ее обнять. — Зачем ты ждал? Хотел, чтобы я пошла к той несчастной женщине, которую ты обманывал, и напугала ее? Опять этот идиотский план?

— Маша…

— Да, меня так зовут! — Девушка повернулась к нему и внезапно дернула за лацкан пальто. Дима даже отшатнулся. На его бледном, застывшем лице плясали лилово-алые отблески неона, украшавшего витрину. — Ну а если я соглашусь?!

Его губы — узкие, как лезвия бритвы, искривились.

Девушке показалось, что он всхлипнул. Она ясно видела, что ее собеседник не в себе, и пожалела бы его, будь это неделю назад. Но не сейчас.

— Если согласишься, то я уже сказал… Полторы тысячи долларов, — пробормотал он.

— Ставки повышаются?

— Какого черта Это же пустяк!

— Хорошо! — Она протянула руку, ладонью кверху. — Деньги вперед Дима был ошеломлен. Он взглянул на ее пустую, выжидающе выставленную ладонь, скользнул пальцами по карману пальто, ненароком прихватил плохо пришитую пуговицу, и та покатилась по мокрому асфальту.

— Сразу видно, как за тобой смотрит жена! — усмехнулась Маша. — Где же деньги?

— Я отдам после того, как…

— Нет, сейчас!

Мать никогда не говорила с отцом так резко. Известно, что дочь во многом перенимает схему отношений родителей. Сейчас Маша ее нарушала. Вместо смирения — агрессия. Вместо уступки — нападение. Ее мать часто добивалась своего ползучим методом — сегодня один шаг в нужную сторону, завтра другой, а там, глядишь, и поставит на своем. Причем муж даже не заметит, что пляшет под ее, дудку. Но сейчас дочь отошла от привычных правил. Ей в лицо бил мокрый снег, в груди тяжело ворочалась ярость, и, хотя рабочий день был окончен, ей казалось, что главная работа впереди.

— Маш, я…

— Деньги! — она демонстративно покачала перед ним ладонью. — Ты сказал — полторы тысячи. Значит, то, чего ты от меня добиваешься, стоит больше. Мне нужно напугать эту женщину? Хорошо. Деньги!

— Мы пойдем туда вместе, — торопливо заговорил он. — Ты только скажи ей, что возвращалась и видела труп. Это все! Потом ты выйдешь на лестницу и я расплачусь.

— А если… — Ее лицо содрогалось от сдержанного смеха, — если я туда войду, ни черта не скажу и выйду к тебе — ты тоже мне заплатишь?

Его передернуло.

— Ты пойдешь со мной, — она говорила так отрывисто, будто ставила точку в конце каждого слова. — Если я пойду одна, это будет глупо выглядеть. А деньги дашь прямо сейчас. Не знаю, зачем ты придумал эту подозрительную комедию, но понимаю одно — ты можешь меня надуть.

— Когда я тебя… — начал было тот, но Маша издевательски улыбнулась, глядя ему в центр лба. Этих глаз она видеть не могла.

— Когда ты меня обманывал? — вежливо переспросила она. — Получается, что всегда. Ты с Татьяной встречался около года, со мной — шесть месяцев. Одновременно. И все это время не переставал быть женатым человеком, о чем я тоже ничего не знала. Итак — деньги!

Маша снова протянула руку. По правде говоря, она была в истерике, ночихой — без криков, топанья ногами и бурных всхлипываний. Деньги ей были не нужны, да она и не думала, что они вообще существуют. Так что, когда бывший любовник порылся в карманах и протянул ей тоненькую пачку, аккуратно завернутую в белый лист канцелярской бумаги, девушка слегка отступила:

— Полторы тысячи?

— Да! — с ненавистью рявкнул тот. — Теперь ты пойдешь?

Маша взяла деньги, осторожно пробежала пальцами по краю пачки. Кажется, все в порядке… И что же теперь? Она подняла глаза.

— Поехали. — Деньги исчезли в недрах ее сумки.

Взвизгнула молния. — Я их отработаю.

* * *

В тот вечер (всего неделю назад!), когда она убегала отсюда, бросив перчатки, ключи, бросив последние полгода своей жизни, Маша и думать не могла, что вернется сюда по своей воле. Ее бросало то в жар, то в ледяной озноб, ноги онемели. Дима тоже нервничал, когда они остановились на знакомой (слишком хорошо знакомой обоим) площадке, и стал нашаривать ключи. Потом чертыхнулся:

— Я же их следователю отдал. Черт! — И резко нажал кнопку звонка.

Ждать пришлось недолго. В тамбуре послышались легкие шаги, глазок в двери потемнел, затем им отворили.

— Вы к кому? — спросила девочка лет двенадцати, переводя взгляд с одного незваного гостя на другого, Дима изумленно взглянул на нее, потом на кнопку звонка, к которой только что прикасался, и снова чертыхнулся:

— Мать вашу так! Ошибся. Мы к твоей соседке.

Девочка пожала плечами и вернулась в свою квартиру. Напоследок она обернулась и еще раз пристально взглянула на визитеров, будто стараясь запечатлеть их в памяти. На Машу она смотрела секундой дольше, чем на ее спутника. Потом внезапно нахмурилась и хлопнула дверью.

Девочка повела себя грубовато, но винить ее за это было невозможно. Напрасно потревожили, пришли не к ней в гости. И вообще, в ее возрасте все движения кажутся слишком резкими. Но…

Глаза этого подростка умоляли ее остановиться. В них было столько отчаяния, уже совсем недетского, что…

«А ведь я ее знаю! Видела. А когда? Живет в этом тамбуре, так, может, когда-нибудь, случайно, перед свиданием… Или после?»

— Она дома, — Дима энергично стучал в дверь и рассматривал блик света, игравший в глазке. — Ты помнишь, что должна сказать?

— Деньги я отработаю, — сухо повторила она.

Дверь открылась. Татьяна стояла перед ними, невозмутимо завязывая пояс халата и меряя взглядом фигуру бывшего любовника. На Машу она даже не взглянула.

— Есть разговор, — хрипло сказал он.

— Не поздновато ли?

— Срочно.

Та повела плечом и прошла в глубь квартиры. Маша и Дима осторожно двинулись за ней. Постель была разобрана — женщина явно собиралась ложиться спать, если уже не легла.

— Итак? — Она уселась на край постели и зябко стянула на груди полы халата. — Я-то надеялась, что смогу о вас забыть.