Читать книгу "Изгоняющий демонов - Виталий Дмитриевич Гладкий"

серебро и золото на хранение в безопасном месте и получать с них проценты. Для этого приходилось отправляться в Вавилон или в Ниппур, где существовали большие банкирские дома, либо в храмы, жрецы которых охотно занимались ростовщичеством.

Нужно сказать, что Эрибу нравились вылазки на рынок. Кисир-Ашур милостиво смотрел сквозь пальцы, когда его молодой помощник среди дня, вместо того чтобы толочь и растирать в ступке до порошкообразного состоянии составные части лекарств, помогая асу Накиду (заодно и обучаясь), терял драгоценное время среди многоязыкого, чересчур говорливого люда и ревущих ослов на торге.

Рынок казался царскому ашипу огромным демоном, жадно, со смачным хрустом, перемалывающим людские кости. Он с шумом, воплями и грохотом ворочался сразу за садами, и от его телодвижений над рынком всегда висела полупрозрачная кисея желтой песочной пыли.

Но в этих набегах Эрибу на торг присутствовала и полезная составляющая. Иногда молодой лекарь (знахарем его в Дур-Шаррукине уже давно никто не считал, за исключением жрецов-ашипу) приносил исключительно ценные целебные растения и коренья, которых днем с огнем не найдешь у тех же поставщиков. Тем более что он покупал их гораздо дешевле, нежели запрашивали прожженные хитрецы, обеспечивающие храмовых лекарей всем необходимым. А уж в травах Эрибу разбирался не хуже Накиду, а то и получше.

Вот и в этот день, едва проклюнулась заря, Эрибу торопливо оделся и, чтобы не разбудить Ину и своих карапузов, на цыпочках покинул дом. Несмотря на раннее время, рынок уже давно проснулся. Везде горели костры и багровели уголья жаровен, источая удивительно приятный запах горящего дерева и еды. Сразу же побежали слюнки, Эрибу коротко сглотнул и вспомнил, что вчера из-за того, что вернулся поздно, он так и не поужинал вместе с семьей, а обошелся лишь лепешкой.

— Господин! — заорали торговцы едой едва не в один голос, низко кланяясь, определив по дорогой одежде, что ранняя пташка явно из придворных. — Сюда, сюда! Отведайте с пылу с жару!

Эрибу, конечно же, не удержался и купил кебаб из баранины, пушистый лаваш и кружку процеженного темного пива. Как здорово кушать на свежем воздухе, в окружении простых людей, а не напыщенных царедворцев, когда алая заря вот-вот откроет миру пресветлый лик Шамаша — Владыки Дня!

Все вокруг напоено предвкушением чего-то необычного, интригующего, что принесет новый день. Торговцы нервно потирают руки в предчувствии барышей, некоторые из них молятся, обещая своим богам-покровителям большие жертвы в случае удачного дня, пока еще немногочисленные покупатели прицениваются, стараясь обойти как можно больше торговых точек, чтобы купить нужное подешевле…

Молодой лекарь не стал слишком увлекаться едой. Быстро проглотив свой завтрак и отведав холодного пива, он направился в сторону, где обычно торговали купцы из страны Черной Земли. Их охраняли «меджаи» — чужаки. Так жители Та-Кемет называли воинственных нубийцев, которые оказались на их территории — вольно или невольно.

Большая часть меджаев служила в армии. В Та-Кемет нередко возникали бунты, которые жестоко подавлялись, но для жителей Черной Земли это было очень непросто — любому воину тяжело сражаться со своими земляками. Вот тут на помощь и приходили меджаи, которым неважно кого и за что резать. Они очень ценились как в войске, так и среди аристократов, а уж про странствующих купцов, жизнь которых постоянно подвергалась опасности, и говорить нечего. Лучшей охраны, чем отряд меджаев, было не найти.

Огромные, в набедренных повязках из леопардовых шкур, обнаженные по пояс нубийцы, словно вырезанные из черного эбенового дерева, снисходительно наблюдали с высоты своего гигантского роста за людским муравейником. Они казались немного сонными и расслабленными, но в случае опасности меджаи могли мигом нанизать вора или грабителя на длинное копье, словно глупую бабочку на булавку.

Правители ашшуров издревле пресекали любые посягательства на собственность, тем более — иноземных купцов, и расправа на месте не влекла за собой никаких последствий. Главное, чтобы в наличии были свидетели. Хотя убийство преступника допускалось только если он угрожал оружием.

Проходя по рынку, Эрибу заметил, что цены несколько поднялись. Конечно, за ними внимательно следила специальная служба рынков — дай купцам волю, они такого наворочают… — тем не менее ползучие наценки на небольшую величину отследить не удавалось; слишком много было разнообразных товаров, все не упомнишь и не отследишь. Да, наверное, чиновники, в ведении которых была торговля, и не хотели этого делать. Купцы знали, кого умаслить подношениями…

Эрибу давно забыл времена бедности и теперь озабоченно следил за своеобразным курсом ценных металлов. Еще две недели назад за сикль золота надо было уплатить одиннадцать сиклей серебра, а сегодня уже двенадцать. За сикль серебра давали совсем недавно сто двадцать сиклей меди, а нынче уже сто сорок. Железо и вовсе поднялось в цене (похоже, скоро грядет новая война), и за один сикль серебра отвешивали всего лишь сто двадцать пять сиклей черного металла.

Стоимость серебра зависела от того, насколько чистым оно являлось. Чтобы предупредить распространение низкопробного серебра, на проверенных кусках этого драгоценного металла, прежде чем пустить их в оборот, государственные чиновники набивали клеймо, подтверждающее его чистоту.

Молодой врачеватель поневоле присматривался к ценам. Этого требовала жена, которая оказалась очень рачительной. Ина редко ходила на рынок, чтобы самостоятельно закупать провизию — малыши отнимали слишком много времени. Она не позволяла рабыням, как в других семьях, заниматься детьми. Но практичную вавилонянку интересовала стоимость продуктов и товаров — чтобы Эрибу, который обычно покупал, почти не торгуясь, не тратил почем зря семейный бюджет.

Он только вздыхал тяжко, когда Ина устраивала ему выволочку в очередной раз за его мотовство, хотя денег у них было, что называется, куры не клюют. К тому же кошелек Эрибу наполнялся каждый день, независимо от времен года, — больных и страждущих, уверовавших в его талант целителя, становилось все больше.

За каждую операцию он получал десять сиклей серебра. А если лечил заговорами, в особо тяжелых случаях излеченные пациенты отсыпали ему вдвое больше. Может, им казалось, что резать бронзовым ножом значительно проще, нежели камлать над ложем больного два-три