Читать книгу "Волга. История главной реки России - Дженет Хартли"

был принят новый подход.

Ильминский признавал, что в противовес влиянию ислама и для развития лояльности к Российской империи необходимо изучать русский язык и светские предметы. Однако в то же время он считал невозможным полное исключение преподавания ислама или отказ от обучения на местных языках. В программе новых, так называемых русско-татарских школ преобладал русский язык. Например, в русско-татарской школе в Астрахани за 1896/97 учебный год было 11 часов русского языка, а также 3 часа татарского в младшей и средней школе и 14 часов в старшей школе – куда больше, чем других предметов[819].

Школы набирались медленно – во многом потому, что татары подозревали (и не без оснований), что новый подход поставит под удар собственно татарскую образовательную систему и приведет к ассимиляции татарской молодежи в русском обществе. Эти страхи подтверждались и статутами об учреждении школ, где четко говорилось: «Русификация татар-мусульман может быть достигнута только посредством распространения русского языка и образования». В традиционных сельских школах тоже теперь нужно было уделять больше времени русскому языку. В некоторых школах Поволжья протестовали против введения новой учебной программы, порой открыто заявляя: «Мы не хотим учить русский язык». Но другие высказывали более глубокие опасения:

«У нас недостаточно денег, чтобы нанять учителя русского… причина введения [уроков русского языка] в том, что незнание русского вредит мусульманам. Так вот у нас никогда не было проблем из-за того, что мы не знаем русского. Мы работящие крестьяне и платим налоги»[820].

Однако более образованные татары вполне понимали, что прежняя образовательная система довольно отсталая. Они осознавали, что секуляризация образования полезна, а знание русского языка необходимо молодым мусульманам для успеха в жизни и позволяет воспользоваться открывающимися перед ними возможностями. В 1874 году в Казани было 29 русско-татарских школ; в 1913–1914 годах это число увеличилось до 155[821]. К XX веку в Астрахани было 19 русско-татарских школ, а в Астраханской губернии еще 137[822]. В то же время в учительской семинарии в Казани обучалось множество татар – как православных, так и мусульман, – призванных внедрять новые образовательные программы в сельских школах. Новые школы также, впрочем, позволили развить новую образованную татарскую элиту, чувствительную к новым интеллектуальным подходам к национальной идентичности и религии. Потенциальную опасность этого усматривал директор самарских национальных школ Д. Богданов, который в 1914 году писал: «Части исламской интеллигенции русское образование дало оружие для борьбы всей их жизни, которая идет вразрез с интересами российского правительства»[823].

В Поволжье новая образовательная политика затронула не только татар. Чуваши, марийцы и мордвины были по большей части православными (хотя, как мы уже видели, христианство переплеталось на этой территории с прежними языческими верованиями). Русскоязычное преподавание в школах поволжских народов тоже было усилено, хотя часто не пользовалось популярностью. Многие нерусские народы считали увеличение часов преподавания на русском языке ненужным вторжением в их образ жизни, в то время как русские власти, как нам уже известно, считали этот подход средством большей интеграции «инородцев» в империю. Практические проблемы, проистекавшие из такой разницы в восприятии, описал в 1860-е годы миссионер Евгений Большаков:

«Как только я вошел в комнату, все на меня стали кричать на марийском и русском, что они против школы, но впоследствии они на нее согласились… Я вполне уверен, что школа должна быть основным средством воздействия на инородцев, но ее влияние на массы очень незначительно, почти не видно, в то время как черемисы [марийцы] остаются во мраке невежества – факт прискорбный»[824].

У поволжских немцев были собственные школы при церквях – как лютеранских, так и католических. В 1913 году в 192 немецких колониях Поволжья было 327 школ, в которых училось около 68 тысяч учеников[825]. Государство по большей части разрешало этим школам учиться по собственным программам, пока в 1897 году преподавание русского языка не стало обязательным. Отношение колонистов к русскоязычному образованию было двояким. С одной стороны, они хотели сохранить свои культурные отличия: например, в 1905 году немецкие колонисты не поддержали революцию, но требовали сохранения контроля над обучением своих детей[826]. С другой стороны, колонисты понимали, что русский язык нужен их детям для экономического процветания, особенно по мере того как расширялась торговля зерном в Саратовской губернии, где находились многие колонии. Вдобавок к этому в 1874 году колонисты потеряли привилегию освобождения от воинской службы, так что немецким новобранцам нужно было уметь хоть немного говорить по-русски.

Именно в этот период волжские татары осознали свою собственную, отдельную и особенную идентичность среди всех мусульман Российской империи и стали собственно волжскими татарами. Интеллектуальные корни этого осознания лежали в новом реформистском подходе к исламу, который разделяли многие исламские мыслители в Казани[827]. В середине XIX века богослов Шигабутдин Марджани, учитель в казанском медресе, а затем и в учительской семинарии, исследователь реформистского ислама, написал первую серьезную историю волжских татар на арабском и стал первым исламским автором, назвавшим волжских мусульман татарами. К концу XIX – началу XX века многие либеральные исламские богословы со Среднего Поволжья бросили вызов статус-кво, установленному консервативными религиозными мыслителями из Средней Азии. Эти дискуссии порой велись в татарских газетах в Казани, что само по себе служит показателем важности споров о религии и образовании среди просвещенной татарской элиты того времени. В то же время стали более открыто обсуждаться вопросы положения женщины в исламе: их образование (в начале XX века в Казани открылись школы для девочек), использование чадры, полигамия.

Наряду с религиозными спорами, в конце XIX – начале XX века существовало движение за развитие татарского литературного языка и книгопечатания на арабском языке. Ведущей фигурой этого движения был Каюм Насыри, родившийся в купеческой семье под Свияжском и преподававший татарский язык в Казанской духовной семинарии, а затем в Русско-татарской учительской семинарии[828]. Ему удалось разработать татарский литературный язык на основе волжских татарских говоров. Впоследствии татарские исследователи из Казани на основе его идей создали грамматику, книги и брошюры о татарской истории и текущем положении дел. Вплоть до XIX века все исламские религиозные книги в Поволжье печатались в Бухаре или Константинополе, но с 1802 года печатные станки заработали и в Казани. Активность этих станков значительно возросла в первые годы XX века. Например, издательский дом Харитоновых был основан в 1896 году, но первую татарскую книгу выпустил лишь в 1902-м, зато к 1917 году издал уже 666 наименований тиражом более 3000 экземпляров. С 1900 по 1917 год в одной только Казани работало около 20 татарских печатных станков. Издано было более 5000 книг общим тиражом почти 39 миллионов экземпляров[829]. При этом многие книги носили светский характер и были посвящены естественным наукам, истории и географии. Некоторые из книг вызвали беспокойство русского правительства – особенно те, что были предназначены для православных татар и могли