Читать книгу "Дао Дзирта - Роберт Энтони Сальваторе"

по новым тропам. Но, скорее всего, я буду шагать уже не так легко, с большим трудом, потому что совесть не дает мне покоя.

А возможно, это не совесть, а растерянность, потому что я не убежден в правильности своих действий, - но и не могу сказать, что я против.

Проще говоря, я не уверен. Несмотря на то что речи Кэтти–бри подсказаны самой Миликки, - так говорит она сама, и я ей верю, - сердце мое не может их принять, а это, как я уже говорил, самое главное. Да, даже важнее воли богини.

Кто–то может сказать, что мое упрямство - результат высокомерия, спесивой самоуверенности; возможно, частично это и верно. Однако для меня это не высокомерие, а чувство глубоко личной ответственности. Впервые я пришел к своей богине потому, что описание Миликки совпадало с устремлениями моей души и сердца. Ее учение отвечало моим убеждениям, так мне тогда казалось. Иначе она была бы таким же пустым звуком для меня, как любое другое божество в пантеоне рас Торила.

Потому что мне не нужен бог, чтобы указывать мне, как себя вести. Мне не нужен бог, чтобы руководить моими действиями и решениями, - отнюдь. Я не нуждаюсь в догматах, чтобы определить, что правильно, а что неправильно.

И уж конечно, я не нуждаюсь в страхе перед божественной карой, чтобы твердо следовать по пути, подсказанному мне голосом сердца. Напротив, подобные оправдания действий кажутся мне поверхностными и, в конце концов, опасными. Я разумное существо, у меня есть совесть и понятия о том, что хорошо и что плохо. И, сворачивая со своей тропы, я наношу оскорбление не некоему невидимому сверхъестественному существу, чьи учение и обычаи передаются - и часто субъективно толкуются - смертными жрецами и жрицами со свойственными смертным неизбежными искажениями. Нет, прегрешения Дзирта До’Урдена причиняют ущерб прежде всего самому Дзирту До’Урдену.

Иначе и быть не может. Я не слышу голоса Миликки, когда иду одной дорогой с такими спутниками, как Артемис Энтрери, Далия и остальные, словом, с теми, кто не находится ни на стороне добра, ни на стороне зла. И не указания Миликки заставили меня после долгих сомнений покинуть Далию на склоне Пирамиды Кельвина, а мои собственные убеждения, которые нельзя вырвать из моего сердца.

Таким образом, круг замкнулся: я как будто снова вернулся в те времена, когда впервые услышал о Миликки.

В тот день я обрел не божественную мать, которая дергала бы за ниточки марионетку по имени Дзирт.

В тот день я обрел имя для убеждений, которые считал единственно верными. Повторяю еще раз: богиня живет в моем сердце, и мне не нужно искать руководства где–либо еще.

А возможно, я просто слишком самонадеян.

Пусть будет так.

Я прожил на свете почти двести лет, и большую часть этих лет занимала борьба - сражения, войны, засады чудовищ и неожиданные опасности.

И все же, если сложить вместе все часы сражений, в которых мне приходилось участвовать, то общее время окажется ничтожным по сравнению с тем, что я посвящаю тренировкам в течение десяти дней. И действительно, сколько сотен часов, составляющих тысячи дней, я провел, обращая оружие против воображаемых противников, тренируя свои мышцы, чтобы наносить удар клинком как можно стремительнее, сохраняя при этом равновесие, под нужным углом, в нужный момент?

За одну тренировку я, возможно, наношу колющих ударов в центр туловища противника больше, чем за все сражения, в которых участвовал. Таков образ жизни воина, иначе нельзя. И я знаю, что это верный путь для каждого, кто хочет развить свои навыки, для каждого, кто хочет достичь совершенства, даже зная, что совершенства не существует.

Потому что не существует совершенного выпада, совершенной обороны, совершенной формы. Само это слово означает состояние, которое невозможно улучшить, но к боевому искусству это понятие неприменимо, потому что владение собственным телом, разумом и технику всегда можно совершенствовать.

Итак, не существует состояния совершенства, но искать его - это не глупость, нет, потому что именно эти поиски, это бесконечное путешествие, определяют превосходство воина над другими.

Когда ты не просто сосредоточен на цели, а видишь ведущий к ней путь, ты учишься смирению.

Воин должен быть скромным.

Слишком часто люди определяют ценность собственной жизни в соответствии со своими целями, и, следовательно, по тому, что они считают своими достижениями. Я не раз размышлял над этим явлением, и мудрость, накопленная с годами, научила меня постоянно отодвигать цель дальше, чтобы ее нельзя было достичь. Разве отрицательной стороной достижения не является самодовольство? Со временем я пришел к выводу, что мы слишком часто ставим себе цель и достигаем ее, а потом считаем, что наше путешествие подошло к концу.

Я ищу совершенства, совершенства во владении мечами, во владении своим телом. Я знаю, что его не существует, и это знание помогает мне двигаться вперед, каждый день, и никогда не приносит мне ни раздражения, ни сожалений. Моя цель недостижима, но истина заключается в том, что мой путь к этой цели гораздо важнее для меня.

Это верно также для любой цели любого человека, но мы редко понимаем это. Мы ставим себе цели и стремимся к ним, как будто их достижение волшебным образом гарантирует бесконечное счастье и довольство собой, но так ли это на самом деле? Бренор жаждал найти Мифрил Халл, и он его нашел. И сколько лет после этого достижения мой друг–дворф искал способ спрятать его обратно или, по крайней мере, отвязаться от цели, которую он себе некогда поставил?

Он желал новых приключений, новых дорог, новых целей и в конце концов окончательно отрекся от трона Мифрил Халла.

И если это верно для короля, то верно и для простого подданного, да и почти для всех, кто живет, подчиняя свое существование лихорадочной гонке к следующему «если бы», и во время этой гонки не замечает самой важной из всех истин.

Путь к цели более важен, чем сама цель. Ведь даже если цель и стоит того, чтобы ее достичь, то путь представляет собой саму жизнь.

Итак, я ставлю себе недостижимую цель: совершенство физической формы, совершенство в бою.

И путь к этой цели, путь длиною в жизнь, помогает мне выжить.

Сколько раз за двести лет мне в последнее мгновение удавалось ускользнуть