Читать книгу "Жизнь Пи - Янн Мартел"

– О-ох…

– История без зверей.

– Да!

– Без тигров и орангутанов.

– Вот-вот.

– Без гиен и зебр.

– Да-да.

– Без сурикат и мангустов.

– Точно, они нам не нужны.

– Без жирафов и гиппопотамов.

– Да, а не то мы заткнем уши!

– Значит, я вас правильно понял. Хотите историю без зверей.

– Историю без зверей, которая объяснит, почему затонул «Цимцум».

– Сейчас, минутку.

– Конечно. Кажется, мы наконец к чему-то подобрались. Будем надеяться, он хоть что-нибудь здравое скажет.

[Долгая пауза.]

– Ну, вот другая история.

– Отлично.

– Судно затонуло. С гулким, утробным скрежетом – будто рыгнуло. Обломки всплыли, а потом исчезли. Я барахтался посреди Тихого океана. Плыл к шлюпке. До чего же трудно было – как никогда! Казалось, я не двигаюсь с места. И воды уже наглотался. И замерз до полусмерти. Слабел с каждым гребком. Так бы я и потонул там, если бы не кок: он бросил мне спасательный круг и втащил на борт. Я забрался в шлюпку и рухнул без сил.

Нас было четверо. Чуть погодя матушка добралась до шлюпки, держась за связку бананов. А кок уже был там, и матрос тоже.

Он ел мух. В смысле – кок. Еще и суток не прошло; запасов еды и воды хватило бы не на одну неделю; и рыболовные принадлежности у нас были, и солнечные опреснители; и никаких оснований сомневаться, что нас скоро спасут. А он все равно махал руками – хватал мух на лету и заглатывал. Перед ним уже маячил зловещий призрак голода. А нас он обзывал чокнутыми дураками – за то, что не желаем присоединиться к дармовому угощению. Тошно смотреть было, но мы не подавали виду. Мы с ним держались очень вежливо. Он ведь был чужой человек, да к тому же иностранец. Матушка только улыбалась, качала головой и поднимала руку – дескать, спасибо, не надо. Тошнотворный был тип. Пасть – как помойка. Он и крысу сожрал. Только разделал сначала и высушил на солнце. Я – положа руку на сердце, тоже кусочек съел, малюсенький совсем, когда матушка отвернулась. Очень уж есть хотелось. А он был лицемерная скотина, кок этот, да еще брюзга, каких поискать.

Матрос был молодой. Ну, постарше меня, – лет двадцать с небольшим, наверное, – но он сломал ногу, когда спрыгнул с палубы, и от боли стал совсем как ребенок. Красивый. Лицо чистое, гладкое – ни щетинки. И такое утонченное: скулы широкие, нос приплюснутый, глаза-щелочки. Ну ни дать ни взять китайский император. Мучился он ужасно. По-английски – ни бе ни ме, вообще ни словечка не знал, ни тебе «здрасте», ни «спасибо», ни хотя бы «да» или «нет». Только по-китайски. И мы ни слова не понимали. Наверное, ему очень одиноко было. Когда он плакал, матушка держала его голову у себя на коленях, а я брал его за руку. Очень-очень печально все это было. Он так страдал – а мы ничего не могли поделать.

А перелом дрянной был – открытый, на правом бедре. Кость наружу торчала. Матрос визжал от боли. Мы вправили ему кость как могли и заботились о нем, кормили и поили. Но рана загноилась. Хоть мы и очищали ее каждый день, становилось только хуже. Скоро у него почернела и вздулась стопа.

А то, что случилось потом, – это кок затеял. Скотина он был. Помыкал нами как хотел. Нашептал нам, что гангрена пойдет выше и матрос умрет, если ногу не отрезать. Ничего сложного, ведь перелом в бедре, надо только разрезать мясо и наложить жгут. Этот мерзкий шепот у меня до сих пор в ушах стоит. Он, так и быть, спасет матроса, возьмет черную работу на себя, но мы должны будем крепко держать его. Надо застать его врасплох – обезболивающего-то нет. И мы навалились на него, все разом. Мы с матушкой держали его за руки, а кок сел на здоровую ногу. Матрос визжал и извивался. Грудь у него так и ходила ходуном. А кок орудовал ножом – он свое дело знал. Нога отвалилась. Мы с матушкой тут же отпустили его и отступили. Думали, как только его перестанут держать, он и вырываться перестанет. Думали, успокоится и будет себе лежать. Как бы не так! Он тотчас сел. Если б мы только могли разобрать, о чем он кричит! А он все визжал и визжал, а мы смотрели, не в силах отвернуться. Кругом все в крови было. А самое страшное – что бедняга матрос так разошелся, а нога лежала себе преспокойненько на дне. И матрос все смотрел и смотрел на нее, будто взглядом умолял вернуться. А потом наконец-таки рухнул навзничь. Мы тут же взялись за дело. Кок натянул кожу на оголенную кость. Мы замотали культю тряпкой и перевязали веревкой бедро повыше раны, чтобы остановить кровь. Потом уложили его на груду спасательных жилетов и укрыли потеплее. Зря старались. Разве вынести человеку такую боль, такое зверство? Целый вечер и всю ночь он стонал, дышал хрипло, прерывисто. Время от времени о чем-то возбужденно бредил. Я думал, до утра не дотянет.

Но он цеплялся за жизнь. Солнце взошло – а он так и не умер. Но и в себя толком не пришел – то очнется, то опять забудется. Матушка дала ему воды. А я вдруг заметил отрезанную ногу. У меня прямо дух перехватило. Вчера ее куда-то отпихнули в суете да так и забыли. За ночь из нее вытек сок, и она стала вроде как тоньше. Я взял спасательный жилет – вместо перчатки. И поднял эту жуткую ногу.

– Ты что делаешь? – встрепенулся кок.

– Хочу выбросить ее за борт, – ответил я.

– Ты что, сдурел? Мы ее используем как наживку. Для того все и затевалось.

Тут он живо захлопнул рот и отвернулся – сообразил небось, что сболтнул лишнего. Но слово не воробей.

– Для того и затевалось! – переспросила матушка. – Что вы имеете в виду?

Он прикинулся, что не слышит.

Матушка повысила голос:

– Вы хотите сказать, что мы отрезали бедному мальчику ногу не для того, чтобы его спасти, а чтобы получить наживку?

Но этот скот точно воды в рот набрал.

– Отвечайте же! – крикнула матушка.

Он вскинул глаза и впился в нее злобным взглядом, будто загнанный в угол зверь:

– Запасы кончаются, – рявкнул он. – Нужно больше еды, а не то мы все сдохнем.

– Да у нас запасов хоть отбавляй! – напустилась на него матушка. – И еды, и воды полно. Уж как-нибудь перебьемся на галетах, пока нас не разыщут. – Она схватила пластмассовую коробку, в которую мы сложили распечатанные упаковки галет. Вот так сюрприз! Почему она такая легкая? Мамина рука дрогнула, и в коробке затарахтели крошки – жалкие остатки вчерашнего изобилия. – Что это значит?! – Матушка сняла крышку. – Где галеты? Вчера была полная коробка!

Кок отвел глаза. И я тоже.

– Ты, эгоистичное чудовище! – взвизгнула матушка. – Так вот почему запасы у нас кончаются! Ты сожрал все один!

– Ему тоже перепало, – мотнул он головой в мою сторону. Матушка повернулась ко мне. Сердце у меня так и ухнуло в пятки.

– Писин! Это правда?

– Это же было ночью, мама. Я даже не проснулся толком, а есть очень хотелось. Он дал мне галету. Я ее и съел, мне и в голову не пришло, что…