Читать книгу "Франческа - Лина Бенгтсдоттер"

Сесилия шагнула в мою сторону. Я сделала шаг назад.

— Это что, какая-то тайна? Да брось придуриваться.

Она протянула руку и быстро схватила кулон. Я хотела отступить, но побоялась, что цепочка порвется.

— Откуда у тебя это?

— От мамы. Мама мне подарила.

— С какой стати?

Сесилия уставилась на меня, словно я сказала нечто невероятное.

— Потому что я буду учиться на юриста, — ответила я. — Это весы справедливости. Юстиция и все такое.

— Я знаю, что он изображает. Просто непонятно, почему…

— Почему она подарила его не тебе?

— Я этого не сказала.

Сесилия перевела взгляд с кулона на меня.

— Стало быть, ты собираешься на юридический? Тогда, может быть, тебе стоит поскорее вернуться в школу.

— У меня в запасе целый год, — напомнила я ей.

Это был мой козырь — что я перескочила через класс и у меня всегда оставался еще год в запасе.

— Чтобы поступить на юридический, нужны очень высокие баллы.

— Знаю, — ответила я. — Я знаю, что там требуется.

— Можно примерить?

Сесилия показала на кулон.

— Зачем?

— Просто хочу примерить.

Вздохнув, я расстегнула кулон и протянула его Сесилии.

— Тут царапины, — сказала она, повернув весы.

— Это буква «i», — объяснила я. — Там написано «fri».

— Мама знает, что ты испортила ее кулон?

— Он теперь мой, — ответила я. — И я могу делать с ним все, что захочу. Верни мне его, пожалуйста.

— Да-да, — ответила Сесилия. — Сейчас. Помоги мне его надеть.

Она подняла рукой волосы. Я вздохнула, но сделала, как она сказала. Мы пошли дальше к воде.

— Помнишь? — спросила я, указывая на голое дерево. — Ты с него брала почки, которые засовывала себе в уши.

— А ты и вправду ничего не забываешь, — проговорила Сесилия и вздохнула.

Это не так, я многое забываю, если речь не идет о жутких несправедливостях или о чем-нибудь смешном, а вот эти почки у меня до сих пор иногда вызывают улыбку. Кажется, той весной нам было года четыре-пять, когда Сесилия вдруг перестала реагировать на обращение. Мама и папа подумали, что у нее что-то со слухом, но, когда ее отвели к врачу, выяснилось, что слуховые проходы у нее забиты зелеными почками.

— Зачем ты это сделала? — спросила я.

— Чтобы не слышать твоего голоса, — ответила Сесилия. — У меня от твоих воплей уши болели. Разве сама не помнишь, как ты орала?

— Ты ведь могла взять что-то другое?

— Мне было пять лет, — ответила Сесилия. — Наверное, у меня началась паника и я схватила первое, что под руку попалось. Твои вопли чуть не довели до безумия всю семью.

— Ты преувеличиваешь.

Сесилия посмотрела на меня так, словно не поверила своим ушам.

— Вовсе нет. Ты так орала, что невозможно было приглашать домой подружек, мама все время плакала, а папа запирался в библиотеке. Поэтому-то нам и пришлось держать нянь. Если бы не ты, нам не потребовались бы няни и не пришлось бы ходить в детский сад. Вероятно, и в Адамсберг бы нас не отправили. Но мама и папа просто не в силах были справляться с тобой.

— Не понимаю, зачем тогда заводить детей, — пожала плечами я. — Если не справляешься.

— Они же не могли знать заранее, какой ты будешь.

— Дети рождаются, какие рождаются, — ответила я. — И родителям приходится о них заботиться, какими бы они ни получились.

— Иногда, когда я засыпаю, мне до сих пор чудятся твои крики, — проговорила Сесилия.

Мы уже почти дошли до воды. Сесилия шла медленно, говорила, как во сне, и голос, казалось, не принадлежал ей.

— Он словно застрял у меня в мозгу, — продолжала она. — Твой голос. И твои вопли.

— Ну прости, — сказала я. — Прости меня за то, что я испортила всем вам жизнь.

45

Чарли была так поглощена фотографиями, что не услышала шаги за спиной.

— Что ты тут делешь? — проговорил Якоб, внезапно появляясь в дверях. — Когда я сказал, что ты можешь осмотреться, я не имел в виду, что ты будешь заходить сюда.

— Я…

Она не знала, что сказать.

— Все не так, как ты думаешь, — сказал Якоб, кивнув на фотографии на столе.

— Окей, — сказала Чарли.

Инстинкт повелевал бежать, но Якоб блокировал единственный выход из комнаты.

— Не бойся меня, — сказал Якоб. — Я все объясню.

— Давай поговорим там, наверху.

Вслед за Якобом Чарли поднялась по лестнице. От облегчения, что она снова на поверхности, у нее задрожали колени.

— Понимаю, что это может показаться странным, — проговорил Якоб, когда они вернулись в кухню.

— У тебя есть фотографии мертвой девушки, — сказала Чарли. — Девушки, бесследно пропавшей тридцать лет назад.

— Она не мертвая, — сказал Якоб. — По крайней мере, на фотографиях.

— Не понимаю, — призналась Чарли.

— Это была игра. Знаю, звучит дико, но Франческа так захотела — она пожелала, чтобы я обрядил ее, как для похорон.

— Зачем?

— Не знаю, — пожал плечами Якоб. — У нее была склонность к черному юмору и всяким таким вещам. Это было как раз в тот вечер, когда я увез ее с вечеринки. Она сильно напилась. Поначалу я отказывался, но она уговорила меня. Подожди, сейчас я тебе покажу.

Он исчез и вскоре вернулся с фотографиями Франчески.

— Посмотри на дату, — сказала он и указал на фотографию, где в правом углу виднелись цифры.

Фотография была сделана 1 октября 1989 года — за неделю до исчезновения Франчески.

— Но почему они лежат у тебя на видном месте? — удивилась Чарли.

— Вчера сюда приходил один человек и задавал вопросы о Франческе, — сказал Якоб. — После его ухода я достал фотографии, чтобы… не знаю… вспомнить.

— Юхан Ру? — спросила Чарли. — Его так звали — человека, который приходил сюда?

Якоб кивнул.

— Почему же ты ничего не сказал?

— Он просил меня никому не рассказывать. А в чем, собственно, дело?

— Вчера Юхана Ру ударили по голове, — объяснила Чарли. — Непонятно, выживет он или нет.

— Но зачем? — удивился Якоб. — И кто?

— Не знаю. Когда он приходил сюда?

— Вскоре после обеда. Часа в два.

Снова зазвонил телефон Якоба, и тот опять извинился. Он поднялся и вышел из кухни. Чарли услышала, как он снова профессиональным тоном выражает соболезнования.