Читать книгу "Третья тайна - Кендра Эллиот"

— Я всегда готова.

От ответа племянницы у Килпатрик на глаза навернулись слезы.

Будь она моей родной дочерью, я бы не смогла любить ее сильнее.

— Не выходи, пока не скажу или пока не придется выйти.

— Поняла.

Мерси сунула рацию обратно в карман и взглянула на картинки с камер.

Где же этот ублюдок?

37

У меня есть брат.

Ощущение, будто кто-то пытается стереть с моего сердца фразу «я — единственный ребенок», хотя она все еще проступает сквозь пятна лжи. Словно в первоначальный текст топорно, грубо, корявым почерком вписали слова «брат и сестра». Они не помещаются в сердце. Пока не помещаются.

Мой лучший друг — мой брат.

Я всегда чувствовала, что наши отношении крепче, чем обычная дружба. Теперь я смотрю на него, и мое сердце переполнено счастьем: оно знает правду. Возможно, я и сама догадалась бы, если б внимательнее прислушивалась к внутреннему голосу.

Но человек снаружи — тоже мой брат. И мое сердце отказывается принять это.

— Габриэль подожжет сарай? — спрашиваю я Кристиана, выглядывая из чердачного окошка и чувствуя, как желудок подступает к горлу: так сильно я волнуюсь за дочь.

Морриган.

Пожар.

Поскольку мы жили среди леса, мать очень боялась пожаров, и этот страх передался мне. Не просто боязнь лесных пожаров — боязнь огня в целом.

«Ведьм сжигают», — часто говорила мне Оливия.

«Мы не ведьмы», — возражала я.

«Не важно. Они верят в это, и этого достаточно».

«Очнись, на дворе не семнадцатый век».

«Хм… Не дерзи».

Пока я ищу взглядом своего брата Кристиана, в голове всплывают слова матери.

— Тут слишком сыро, — говорит Кристиан. Он стоит, прислонившись к окну, и смотрит наружу. — Всё в снегу. Развести огонь практически невозможно.

Вместо ответа я выразительно смотрю на дымящийся «Хаммер».

— Когда мы были детьми, у него пару раз были проблемы из-за того, что он баловался с горючими веществами, — голос Кристиана преисполнен отвращения. — Интересно, сколько раз он не попался…

— Мы не видим его, — докладываю я Мерси вниз.

— Продолжайте искать. Он где-то рядом, — командует она. — Видите его машину?

— Еле-еле. Только фары, — отвечаю я.

Из окна напротив виден сарай. Дыма нет. Это вселяет слабую надежду, что Морриган пока невредима.

— Габриэль уже не ребенок, — говорю я Кристиану. — То, что он сделал, — непростительно. — Слезы обжигают щеки. Горло сдавливает. — Моя мать…

Больше говорить я не могу.

Кристиан, кажется, тоже готов расплакаться.

— Мне очень жаль, Саломея. Я знаю, как дорога тебе была Оливия…

— Мне нравился твой отец. Я всегда надеялась, что вы восстановите прежние отношения. Я пыталась образумить его.

— Он упрямый.

Как и его сын.

— Почему ты не рассказал, что он мой отец? — шепчу я. — Ты знал это столько лет…

Кристиан не поворачивается от окна, не желая встречаться со мной взглядом. Даже со спины я могу разглядеть в нем отцовское упрямство.

— А ты не говорила, что дружишь с моим отцом. С человеком, который практически отрекся от меня, — огрызается он.

— Это не то же самое, и ты это прекрасно понимаешь.

У Кристиана хватает совести кивнуть, признавая мою правоту. Заметно, что он борется сам с собой, желая открыть правду.

— Почему не рассказал… Ну, по многим причинам.

Я жду продолжения.

— Я не был до конца уверен, что отец сказал правду. Не хотелось распускать непроверенные слухи.

— Но теперь ты веришь, что это правда?

— Когда ты попросила спрятать тебя, я кое-что разузнал. Я выяснил, что тот, кого ты считала биологическим отцом, никак не мог им быть… Потому что тогда он уже сидел в тюрьме. — Наконец Кристиан смотрит мне в глаза. — Я нашел запись о твоем крещении. Ты родилась не в тот день, когда думаешь.

— А когда же? — шепчу я. Колени подгибаются.

— Вроде бы в сентябре, а не в марте. Примерно на шесть месяцев раньше.

Я всматриваюсь в его лицо, ища признаки лжи. Кристиана окружает искренность. Я с трудом перевожу дыхание.

— Но это еще не всё, — продолжает он. — Ты была моим лучшим другом… я не хотел, чтоб наши отношения изменились. Узнай ты правду, все стало бы по-другому. — На последнем слове его голос дрожит.

— Почему ты уверен, что по-другому?

Однако в душе я понимаю: он прав. Наша дружба была… и по-прежнему является особенной — возможно, как раз потому, что мы родственники, хотя с самого начала и не подозревали об этом. Я не могу ненавидеть Кристиана за то, что он скрывал правду. И никогда не смогла бы возненавидеть. Я просто разочарована.

Я ищу в его лице фамильное сходство. Возможно, оно есть — форма рта… разрез глаз…

— Я всю жизнь была уверена, что во мне опасные гены… Мой отец делал ужасные вещи. — Мой голос дрожит. — И я старалась ему соответствовать. Я развлекалась… спала с людьми и играла их чувствами, сваливая вину на отцовские гены. — Я прикрываю глаза ладонями, не в силах вынести сочувствие в глазах Кристиана. — Но на самом деле это я виновата… дело не в генах… только во мне.

Тело пронизывает дрожь. Все в моей жизни оказалось ложью.

— Вот он! — доносится снизу крик Мерси. — С той стороны машины.

Всматриваюсь, но никого не вижу.

— Он что, уезжает? — кричу я Мерси.

Беги к Морриган. Живо.

— Не знаю. Если б он хотел уехать, то, скорее всего, уже сделал бы это.

Я бросаюсь к перилам и смотрю вниз, на первый этаж.

— Мы можем добраться до сарая?

— Ты никуда не пойдешь. Я спасу девочек. — Мы с Мерси скрещиваем взгляды. — Кто-то должен остаться, чтобы следить за ним и прикрывать меня.

Все правильно, хотя я понимаю: Мерси также использует этот довод, чтобы мы оставались внутри. Теперь я восхищаюсь и доверяю этой женщине — агенту ФБР. Она сильная, и у нее доброе сердце. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

— Он выходит! — кричит сзади Кристиан.

Я оборачиваюсь. Он прыгает на меня и опрокидывает на пол, навалившись всем телом. Окно разбивается, я прикрываю голову от летящих осколков. Снаружи доносится эхо выстрела.

* * *

Когда от выстрела разлетелось чердачное окно, Мерси бросилась на пол рядом с печкой.