Читать книгу "Ночь богов. Гроза над полем - Елизавета Дворецкая"

Но возникла эта дружина, конечно же, не на пустом месте. В поисках ее предшественника стоит вспомнить такую вещь, как «воинское братство». Это довольно известное древнеевропейское явление, отразившееся в фольклоре разных народов. Например, в образах Белоснежки и семи гномов или Мертвой Царевны и семи богатырей. Суть явления в следующем: все подростки общины (племени, рода) проводят часть своей жизни в лесу, отдельно от прочих сородичей, обучаясь искусству войны и охоты, идут в бой в первых рядах племенного ополчения и считаются не принадлежащими общине. Сроки «волчьей жизни» едва ли можно назвать точно, но, скорее всего, они располагались где-то между первым взрослым посвящением – в 12 лет – и вступлением в брак – 15–17 лет. «Отслужив» свое, парни возвращались «в белый свет», обзаводились семьями, а им на смену уходило в лес новое поколение подростков. Не исключено, что подобные же союзы объединяли и девочек. «Волчьи братства» сохранялись у славян до VI века как минимум, а в менее развитых в общественном смысле областях могли держаться и дольше. В экономическом смысле (не говоря сейчас о сакральном) подобное устройство жизни было возможно при господстве подсечной системы земледелия: подсека требовала меньше труда, а урожай давала очень богатый, то есть община свободно могла обойтись без рабочих рук молодых парней. Подсечная система господствовала до VII века, а потом, надо думать, «волчьи братства» стали отмирать параллельно смене типа хозяйствования вообще. Проще говоря, руки парней понадобились дома.

Такое объединение, с одной стороны, можно назвать профессиональной воинской группой, но с другой – она не оторвана от общины и находится с ней в живом взаимодействии: из нее выходили и в нее же возвращались, пройдя своеобразное длительное посвящение и заслужив полное право называться охотником и воином.

Конечно, нельзя (и даже не следует) исключать того, что иные из «волков» по разным причинам оставались в лесу навсегда, служили наставниками все новым поколениям «волчат». Кто-то из этих людей мог создать семью с симпатичной пленницей и породить «потомственных воинов». Но опять же, для целой касты таких людей было слишком мало.

С течением веков «волчье братство» окончательно оторвалось от общины и перешло в подчинение княжеской власти. Князь использовал дружину в своих целях (в том числе и для удержания общин в повиновении), содержал ее и набирал новичков по своему вкусу из самых разных источников. В данном романе отражено представление автора о промежуточном этапе бытования «волчьих братств», когда они уже вступили во взаимодействие с княжеской властью, но еще не порвали связи с общиной и пополнялись за счет ее новых поколений.

На том же материале можно построить сколько угодно других теорий и версий. Как же все было на самом деле, мы едва ли теперь узнаем. Мне представляется, что сам исторический процесс, как и фольклор, не имел единого исходного варианта былины «Добрыня и Змей», а только «общий замысел», то есть суть исторических процессов, которая в каждом конкретном случае получала собственное неповторимое воплощение.

Скажу немного о «малых племенах» – в романе из них упомянуты смоляне, угряне, дешняне. Многие авторитетные ученые сходятся на том, что известные нам по летописям племена – кривичи, радимичи, вятичи и так далее – на самом деле представляли собой союзы малых племен. Подтверждение этому можно найти в упоминаниях «светлых князей», которые, по всей видимости, возглавляли союзы племен в противоположность «малым» племенным князьям, одним из которых, вероятно, был и хрестоматийный древлянский князь Мал. К тому же, сами процессы формирования летописных племен были чрезвычайно сложными и растянутыми по времени и включали множество разнообразных этнических влияний. То есть славяне-северяне – это совсем не то, что славяне – словены ильменские. В первой половине IX века каждое славянское племя включало в себя множество разнообразных родов различного происхождения и наверняка поражало разнообразием внешних обликов и культурных традиций. Кроме того, народный костюм обнаруживает существование в разных районах устойчивых особенностей – предметы одежды, их цвет, материал, узоры и так далее, – которые группируются в населенных пунктах определенного района, в том числе вдоль каких-либо рек. Весьма вероятно, что это следы проживания малого племени, которое когда-то размножалось и расселялось вдоль реки, сохраняя детали костюма как знак своей племенной принадлежности. Смоляне упоминаются в различных документах. Угряне и дешняне – допущение автора, но нечто подобное, весьма вероятно, существовало. Недаром же река Угра и верховья Десны (Подесенье), а также ее приток Болва (Оболвь) века спустя в административном отношении принадлежали Смоленскому княжеству, хотя все земли вокруг них входили в Черниговское.

О происхождении и содержании понятия «русы» написано столько, что даже перечисление основных точек зрения займет слишком много места. Я здесь кратко изложу мнение крупнейшего российского ученого-археолога, академика Валентина Васильевича Седова. Итак, в IV веке нашей эры часть антских племен под давлением гуннов отделилась от основной массы родственных племен, проживавших в Днепровском Правобережье, и ушла довольно далеко – на Среднюю Волгу, где и прожила обособленно около трех веков. В конце VII века, испытывая давление со стороны приходивших с востока кочевников-тюрков, волжские славяне покинули свои поселки и переместились на новые места. Ушли они тремя ветвями: на верхний Дон, на верхнюю Оку и в Днепровское Левобережье. Родственность упомянутых культур подтвержается материалами археологических и лингвистических исследований. Эти три крупных племенных объединения и носили название «русы». Само слово происходит от индоиранской либо индоарийской основы со значением «светлый, белый» и является далеко не единственным примером, когда ославянивался не славянский первоначально этноним.

Разместившись на новых местах и вступив в активное взаимодействие с местными (балтскими) племенами, эти три ветви в 20 – 30-х годах IX века создали собственное государственное объединение – Русский каганат. Видимо, их побудила к этому необходимость обороняться от посягательств со стороны Хазарского каганата, наиболее могущественной в то время державы в этой части мира. Видимо, Хазарский каганат, основной соперник, использовался как образец, а титул кагана, принятый главой нового союза племен, призван был подчеркнуть его независимое и равное положение по отношению к главе Хазарии. На существование Русского каганата указывают западные источники. Столица его, видимо, находилась в Киеве – хотя до последних десятилетий IX века Киев не имел даже своего Подола и представлял собой союз трех родовых поселков на горах. Даже если полянский князь действительно жил в одном из этих городков, то Киев стоит называть скорее резиденцией племенного князя, чем собственно столицей. Совершенно нормальное явление – и на Западе, и в Скандинавии короли помещались в своих усадьбах, а вовсе не в городах, что не мешало им управлять государствами. Так или иначе, других кандидатур в распоряжении науки нет, поэтому остановимся на Киеве. Стало быть, каганом звался киевский князь, глава днепровских русов.

Русский каганат просуществовал примерно полвека и в 60 – 70-х годах был разгромлен хазарами. Политическую самостоятельность сохранили только днепровские поляне, за которыми закрепилось название «русы». Кстати, именно после падения Русского каганата, начиная с последних десятилетий IX века, в Киеве появился Подол и город начал активно развиваться. Возможно, что такую возможность ему дал «худой мир» с Хазарским каганатом, открывший путь на восточные рынки для русских мехов и прочего. Остальные – северяне, донские славяне и часть вятичей – попали в зависимость от Хазарского каганата, из которой их освободили первые Рюриковичи. И еще в XI веке ходили на вятичей походами, пытаясь подчинить-таки это упрямое и обособленное племя «генеральной линии партии».