Читать книгу "Влюбленные антиподы - Ольга Горышина"

Я спросила с улыбкой, он ответил серьёзно "нет", и я напряглась. Но тут он расхохотался:

— У нас полный холодильник вина. Самолёт не взлетит! Какое по-трезвому?

Кузьма, я тебя… Но все же я опустила руку, так и не ударив…

Глава 56 "Похмелье"

— Ты думаешь, что будешь дрыхнуть?

Я ничего не думала — я действительно открыла глаза по первому же зову с твердым намерением встать с кровати. Глаза сами закрылись. А вдруг эти дополнительные десять минут сна самые целительные?

— Даша, если тебе нужна таблетка, то до аптеки надо добежать… Хотя, уверен, тебе поможет обычный кофе, но его тоже не подают в постель!

Да черт с ним с кофе… Главное, что не подают овсянку!

— Выпей йогурт и пошли…

Ну чего он трещит над ухом?!

Я даже уши ладонями закрыла.

— Я знаю, что тебе плохо, — присел у кровати Кузьма. — Но тут я тебе ничем не помогу. Надо выйти на воздух. Надо дойти до кофейни.

Говорит, хотя понимает, что я его не слышу. Вот не слышу и все… И он развел мои руки в разные стороны. Голова моя тут же упала ему на плечо. Он обнял меня, я его — тоже. Вот так бы поспать… Вот так я, кажется, и спала всю ночь… Надеюсь, я не пинаюсь. Не может же он из вежливости молчать!

— Даш, ну хочешь, на машине поедем?

От слова "машина" меня прошибло как электрошоком. Я вздрогнула и еще крепче прижалась к нему.

— Даш, так дело не пойдет… Ну, хочешь, я сбегаю за кофе…

— Нет, я пойду, — говорила я, продолжая сидеть на кровати, и еще сильнее вжала ему руки в спину, почувствовав его намерение встать с колен. — Сейчас, чуть-чуть, немного…

— Даш!

Он рванул меня вверх, и я встала. Вернее, повисла на нем, как плакучая ива. Нет, плакать мне не хотелось… Сказала же — просто поспать.

— Даш, у тебя нет никаких таблеток?

— Есть, — прохрипела я по-прежнему ему в плечо. — Я не хочу их пить. На голодный желудок. До тошноты, блин, болит… Не надо было пить вторую бутылку…

Он отпустил меня. Нет — отстранил. Не он меня держал, а я его. Обиделся? Ну ёлки…

— Дай йогурт.

— Сама иди за ним. Дорогу до холодильника знаешь.

Буркнул, как обиделся. Ну точно ведь обиделся.

— Кузь, мне было хорошо… — я протянула руку, но он был уже далеко, и моя рука повисла в воздухе, а сделать шаг вдогонку не было сил. — Но сейчас мне плохо. Чего непонятного-то?

Он обернулся.

— Я все понимаю, — и даже закивал, как китайский болванчик. Или просто болванчик. — И ты пойми, что единственное средство вернуть тебя к жизни, выйти на воздух и выпить кофе. А потом пойти плотно позавтракать. Конечно, — он ухмыльнулся. — Можно купить пива…

До подушки я дотянулась. Она была тут близко, я с ней перебиралась все утро на самый край кровати с твердым желанием встать. Сейчас я схватила ее с твердым желанием зафинделить ею в Кузю. Я кинула, он поймал. И повторил:

— Йогурт в холодильнике.

Я поплелась на кухню. Босиком. И голая. Тащить с собой саван из простыни я не стала. От йогурта сделалось легче. Немного. И только в животе. Но сейчас все было лучше, чем было до этого… Однако ноги не совсем слушались и усадили меня на стул.

— Не раскачивайся, — схватился Кузьма за спинку. А я раскачивалась, да? — Ты же знаешь, что они на соплях…

Я поднялась — сейчас во мне все, кажется, было на соплях. Счастье, что я хотя бы не хлюпала носом.

— Шорты, майка, носки, кроссовки…

Я взглянула на Кузьму исподлобья, и он заткнулся. А я оделась — медленно, зато верно. Не перепутав что и куда. Вернее, на которую ногу…

Кузьма крепко держал меня за руку, хотя я не собиралась падать. Голова болела, кости ломило, задницу тянуло, но поляну я секла, то есть шла по дороге ровно.

— Кузь, я не пойду по шоссе, даже если это короче!

Я-то иду по прямой, но вот по серпантину ездят все же по кривой… А пешеходных троп тут нет. Так что лучше вниз, к пляжу, и по тонкой береговой дорожке два километра вперед…

— Даш, возьмем водный велосипед? — замер он перед знаком проката у крохотной пристани.

Я кивнула. Я сейчас на все буду кивать. До кофе…

— Я серьезно! — не унимался Кузьма.

Я тоже была ну очень серьезной.

— Мне плохо! Ты слепой?

Взять бы так и влепить его головой в каменную стену, чтобы научился сначала думать, а потом уже говорить!

Вид у меня оказался достаточно грозным даже для уток — целое семейство мамы и выводка прижалось к стене при нашем приближении. Я, наверное, выглядела как зомби. Оставалось вытянуть вперед руки и мычать: "Кофе, кофе, кофе…" И просто чудом мы дошли до кафе, не переругавшись в пух и прах. Не чудом, а просто Кузьма на время заткнулся.

— Хочешь пирожок?

— Я ничего не хочу! — почти кричала я, потрясая дурацким стаканчиком, в котором плескался абсолютно дурацкий кофе. — Мне плохо!

— Даша, я не слепой, — ответил Кузьма спокойно.

А я продолжала трясти стаканом, и из его носика уже выплеснулось пару капель — пока еще только на крышку, но скоро я залью кофе и себя, и его, и всю улицу…

— А мне кажется, что слепой!

Я отвернулась. Просто не хотела его видеть. Вернее, не его, а солнце, которое даже сквозь солнцезащитные очки щипало до рези в глазах.

— Даш, — его руки легли мне на плечи, подбородок — на макушку. Что за дурацкая манера обниматься?! — Я куплю кекс. Вдруг захочешь…

— Да покупай, что хочешь! — взвизгнула я, и он убрал с меня свои ручищи.

Да, что хочешь! Только я не зайду внутрь: увижу винные ряды — расколочу все бутылки к чертовой матери!

Но кекс я съела и кофе допила, и не потому что хотела, а потому что мы вознамерились зайти в церковь! Я зашла туда, чтобы сесть. Кузьма — чтобы купить свечу в подстаканнике и оставить зажженной подле Богоматери, потому что мы не знали, куда еще поставить… Спасибо, что Таська жива. Как говорится, остальным не бог, а человек располагает. Выкарабкается. Поумнеет? А, может, она умная. Ну и плевать, что дура в глазах брата. Брат сам-то умом не блещет.

— Даш, что будем делать?

Разве умный, глядя на меня, задал бы подобный вопрос. Мы завтракали сэндвичами, которые я даже при большом желании не могла запить апельсиновым соком. Пришлось отхлебнуть новый кофе, хотя Кузьма хотел попросить для меня какао. Но меня что-то от одного воспоминания об его вкусе начало мутить.

— Спать, — отрезала я.

— После кофе?

— После вина!