Читать книгу "Американская грязь - Дженин Камминс"

– Rápido, быстро, – велела она, не повышая голоса.

У них не было времени, чтобы взвешивать за и против, поэтому Лидия схватила сына за плечо и окликнула девочек – так тихо, как только могла: «Ребека, сюда!»

Сестры затормозили и обернулись. К тому моменту Мами успела затолкать Луку в калитку, и теперь мальчик бежал под тенью какого-то дерева с буйно-розовыми цветами, а через миг уже сидел в темном сарае; следом ворвалась Лидия, потом – сестры, и вот они все вместе оказались в сырой прохладе крошечного убежища и очень громко дышали, чувствуя, как в ушах колотится прилившая кровь. Лидия слышала в голове собственный пульс, дикий и беспорядочный; зарывшись лицом в колени, она скрестила на затылке пальцы. Лука положил руку ей на поясницу. Все четверо сидели и ждали, стараясь не шуметь. Через несколько минут прозвучал голос женщины, обращавшейся к маленькому сыну: «Пойдем, я нарвала к ужину орегано. Давай-давай, обратно в дом». В наступившей тишине и в мыслях Лидии замелькали все те страхи, на которые чуть раньше у нее не было времени; один за другим они опускались в горло, образуя плотный комок ужаса. Эта женщина заманила нас в ловушку. Сейчас она приведет полицию. Нет, кого-то похуже полиции. Это конец. Ну почему я ей доверилась? Почему не пробежала мимо? Конечно, бояться было поздно: приняв решение, они уже не могли вернуться назад. Они уступили преимущество, и теперь, пока полиция прочесывает весь район, им ничего не оставалось, как только отсиживаться в этом сарае. Лидия попыталась совладать с паникой единственным известным ей способом: «Не думай, не думай, не думай». Вдруг снаружи хлопнула дверь, и снова раздался голос женщины: «Пока ты на улице, запри калитку!» Затем звуки сменяли друг друга: скрип и клацанье железной калитки, упругое эхо футбольного мяча, который ударился о землю, гул подъезжающей машины, стук дверей, шаги и, наконец, еще один незнакомый голос.

– У вас тут были посетители? Мигранты?

Сердце Лидии стучало, как фабричный станок. Ребека и Соледад стояли во мраке лицом друг к другу; взявшись за руки, они повторяли слова молитвы. Маленький мальчик что-то ответил, но они не расслышали, а потом снова хлопнула дверь и раздался голос той самой женщины:

– Виктор, я же просила тебя вернуться в дом.

За воротами послышался мужской голос:

– Мы просто спросили, не видел ли он мигрантов. Тут рядом несколько человек спрыгнули с поезда.

– Мы никого не видели, – ответила женщина. – Я была в саду вместе с сыном и отошла всего на пару секунд, вот только что. Сынок, давай, иди в дом.

Снова хлопнула дверь.

– Чуть ниже по улице мы видели маленькую девочку. Она сказала, что мигранты побежали в эту сторону.

– Наверное, свернули где-то по дороге. Мы с сыном весь день провели в саду. У вас есть мобильный номер? На случай, если мы кого-то увидим. Или лучше позвонить в участок?

Голоса притихли и стали почти неразличимы. Лидия выпучила глаза, словно в попытке настроить слух на другую частоту. Она понимала, что в этот самый момент женщина могла указать на открытую дверь сарая. Могла прошептать полицейскому: «Там внутри прячутся четыре человека». И тот, возможно, уже расчехляет свой пистолет. Содрогнувшись, Лидия снова зажмурила глаза. Нащупала обручальное кольцо мужа. Не думай, не думай, не думай. И тут вдруг случилось маленькое чудо: когда она просунула палец в кольцо Себастьяна, у нее возникла дурацкая идея, будто это волшебное кольцо из «Хоббита»: если надеть его и покрепче прижаться к Луке, оба они станут невидимыми. Seguro[95]. Через мгновение Лидия опять различала слова женщины. Ветер переменил направление.

– Я нарвала к ужину орегано, но слишком много. Вот, возьмите, пожалуйста, с собой.

Послышались шаги, а потом, заурчав двигателем, машина уехала прочь; хозяйка вновь открыла и закрыла дверь. Теперь Соледад и Ребека сидели на полу рядом с Лидией и Лукой. Сердцебиение у всех вернулось в норму. Наконец они начали перешептываться в темноте.

– Может, нам уйти? – спросила Соледад.

– Пока рано, – ответила Лидия. – Они еще прочесывают район. Лучше подождать до темноты.

Согнувшись на корточках, Ребека разрыдалась. Лука дотронулся до ее руки, но девочка отпрянула, и это его очень расстроило. Но мальчик не стал убирать руку, Ребека постепенно смягчилась, растаяла, словно кусочек масла на сковородке. Лука уложил ее голову к себе на плечо, погладил по волосам и сказал:

– Все в порядке, с нами не случилось ничего плохого.

– Я больше так не могу. Мне страшно.

– Прекрати, – велела Соледад.

– Я просто хочу умереть. Хочу, чтобы все это кончилось, – говорила девочка бесстрастным голосом.

– Это не тебе решать, Ребека, – сказала ей сестра.

– Я хочу вернуться домой.

– Дома больше нет. Но мы создадим себе новый. Другого пути нет, только вперед, поэтому мы с тобой идем вперед. Adelante. Хватит плакать.

Старшая сестра утерла младшей слезы; она говорила жестко, но с любовью, и это подействовало. Ребека распрямила спину и громко шмыгнула носом: момент отчаяния благополучно миновал.

– Мы почти на месте, – продолжала Соледад. – Ты ведь слышала Луку. Триста миль, да, маленький?

– Все верно, – подтвердил мальчик.

– Триста миль, – повторила Соледад. – И все будет кончено. Весь этот кошмар. На севере больше никто не будет нас обижать. И мы построим хорошую жизнь, в которой больше не надо бояться. А когда Папи поправится, мы кого-нибудь за ним отправим, а потом перевезем маму и бабушку. Вот увидишь, все наладится.

Ребека не верила ни единому слову. И совершенно не понимала, почему, даже несмотря на все случившееся, Соледад оставалась таким наивным ребенком. Ребека уже излечилась от простодушия. Она знала, что безопасности не существует в принципе и что север ничуть не лучше любой другой страны. Последние события лишили ее надежды, подтвердив одну простую и такую горькую истину: мир – отвратительное место. В Сан-Педро-Сула было отвратительно, в Мехико – отвратительно, а значит, и на севере все тоже будет отвратительно. Даже облачный лес, который Ребека так бережно хранила в памяти все эти месяцы, потихоньку загнивал и начинал разлагаться. Возвращаясь мыслями домой, она больше не слышала голоса матери и пения древесных лягушек по ночам, не чувствовала запаха сушеных трав и прохладного прикосновения облаков. Она вспоминала нищету, которая заставила отца и всех остальных мужчин уехать в город. Постоянную угрозу, исходившую от местных картелей, и нехватку ресурсов, и голод. Поэтому уступила Ребека только ради своей сестры.

– Все, что нам с тобой пришлось пережить, – сказала Соледад, – все это не напрасно. И все останется в прошлом. А мы начнем новую жизнь.

– Как будто ничего и не было, – отозвалась Ребека, рассеянно глядя куда-то в пол.