Читать книгу "Вторжение - Джеймс Герберт"

* * *

Они надеялись, что будут в безопасности в этом огромном помещении, еще недавно бывшем банкетным залом отеля на берегу реки. Сейчас банкетный зал был погребен под развалинами. Они почти физически ощущали тысячи тонн бетона над своими головами, грозившие проломить потолок и раздавить их. Конечно, это должно было случиться еще тогда, когда на отель упала первая бомба, но из-за каких-то причуд в архитектуре, а возможно, из-за того, как именно обрушилось это мощное здание, потолок устоял. Упали огромные люстры, обильно усыпав миллионом подвесок тончайшего стекла тех, кто пришел пообедать пораньше. Одновременно рухнули на пол и разлетелись вдребезги почти все огромные зеркала. В нескольких местах потолок все же пробило, но обломки остального здания лавиной все громоздились и громоздились сверху, и пролеты вскоре оказались надежно запечатанными завалом. Опорные колонны банкетного зала были достаточно прочны, и почти все выдержали это давление. Мрак окутал зал почти мгновенно, а громыхание и сотрясение самой земли продолжались. Они слились с воплями, призывами о помощи, жалобными стонами смертельно раненных. И когда эта грохочущая гибель города вдруг замерла, стали слышны другие звуки.

Люди в банкетном зале, те, кто уцелел после взрыва, кто не упал без чувств, сбитый с ног падающими камнями и стеклом, кто не был обездвижен шоком — вжались в пол, кто-то заполз под столы и кресла, кто-то привалился к колоннам. Странная тишина сгустилась над ними, спокойная, бесчувственная, впрочем, не столь уж и необычная во времена массовых бедствий. И вот уже те, кто мог, поползли к беспомощным раненым, подгоняемые их плачем и мольбами. Засветился огонь зажигалок и спичек. Официант отыскал свечи и расставил их вдоль стен разоренного обеденного зала. В отблесках свечей не было никакой романтики. Нет — всего лишь возможность получить смутное представление о понесенных потерях и материальном ущербе.

Для первого открытия понадобилось совсем немного времени: никакого намека на путь к спасению из этого зала не было. Все выходы были заблокированы обломками здания, а выходящих наружу окон здесь никогда и не было. Сохранился, правда, доступ к кухонным помещениям и — как милосердие для многих — к бару. Но ни единого выхода не было и оттуда. И обеденный зал, и небольшие пристройки к нему были погребены под тысячестенным завалом. Люди оказались в ловушке, заплатив эту цену за то, что не обратили внимания на предостерегающие сирены воздушной тревоги и не бросились бежать вместе с теми, кто был не так спокоен, как они. Большинство из них, те, кого не приковал к месту всепоглощающий ужас, — тогда решили, что если уж ядерные боеголовки в самом деле вот-вот обрушатся на голову, то все равно в столице не останется ни единого места, где можно было бы чувствовать себя в безопасности. Так не лучше ли в последний раз сделать глоточек вина, в последний раз, не скупясь, отведать какого-нибудь изысканного блюда? И все это в приятном обществе, с изяществом? Кое-кто даже во время бомбежки продолжал вести непринужденную беседу. Но взрыв и его последствия развеяли все это показное жеманство. И теперь, изрезанные стеклом, искалеченные обломками, ошарашенные и до смерти перепуганные люди — те, кто еще был в состоянии, — исследовали свою цитадель, едва освещенную свечами. И кое-кому она представилась неприступным убежищем, где вполне можно было дожидаться, пока не придет помощь. Тем более что в цитадели этой было довольно съестных припасов, а для бодрости духа — обильный выбор спиртного. Для других же, настроенных более пессимистически, цитадель стала олицетворением огромной тюрьмы, из которой нет спасения. Люди быстро научились вести умеренную жизнь, заботились о раненых, пытались облегчить уход умирающим. Трупы заворачивали в скатерти и складывали — разумеется, после того, как перенесли в зал всю выпивку, в баре, всякий раз плотно запечатывая двойные двери. Было решено, что не будет предприниматься никаких попыток пробить туннель сквозь завал, пока не пройдет по меньшей мере две-три недели, в противном случае их освобождение будут приветствовать одни лишь радиоактивные осадки.

Люди знали, что драгоценный воздух все же просачивается к ним, так как пламя свечей было достаточно сильным даже спустя несколько дней после взрыва и часто колыхалось от прокрадывающегося сверху легкого ветерка. А когда через завал проникли тонкие струйки воды, все догадались, что наверху идет дождь, люди уже точно знали о существовании брешей. Потом их смогут расширить спасательные команды с соответствующим снаряжением, войти сюда и вызволить заживо погребенных. И потому все стали ждать в этом новообретенном сообществе, где титулы не имели особого значения, где богатство было бесполезным, и лишь личным амбициям суждено было уцелеть. В этом случайном сообществе не было никаких социальных, а вскоре и никаких моральных барьеров, — за исключением, правда, сексуального аспекта последних. В этом деле все же соблюдалось определенное благоразумие: приятные встречи, ценность которых все время увеличивал блуждающий поблизости и уже начинавший панибратски похлопывать по плечу призрак Смерти, назначались в самых дальних и темных уголках обеденного зала. Тем временем, несмотря на все меры предосторожности, распространилась дизентерия, властно предъявившая права на несколько жизней. Еще больше их унесло пищевое отравление, не говоря уж об алкогольном. Инфицированные раны привели к многочисленным лихорадкам. Ну и, конечно, самоубийства. Они сократили число обитателей обеденного зала еще на четыре человека. Когда по прошествии трех недель спасатели так и не появились, стало нарастать беспокойство. К концу четвертой недели припасы провианта почти истощились, тщательно сберегаемые свечи превратились в огарки, а пол покрыла вода. Тогда было решено сделать попытку пробиться наружу. Надо было прорыть туннель.

Самые сильные мужчины собрали все, что только могло пригодиться в этой работе, — ножки стола, длинные ножи для разделки мяса и даже тяжелые суповые черпаки. Наметили место, где, казалось, вода струилась сильнее, и голыми руками сначала разобрали то, что смогли. Затем врубились своими орудиями в более неподатливую часть завала. Вскоре, однако, пришлось попытать счастья где-нибудь в другом месте, потому что находившаяся перед ними преграда была слишком прочна. Затем пришлось отказаться и от следующей долбежки, поскольку откуда-то сверху на пробиваемый проход вдруг обрушилось еще больше обломков. С третьей попытки подходящее место нашли. Там удалось продвинуться вперед. Первые два туннеля пытались пробить вблизи широких входных дверей в обеденный зал, а последний проделывали там, где в осевшей части потолка образовалась едва заметная расщелина. Эта брешь была расширена, но хотя вынутые обломки были влажными, ни капли воды из щели не появилось. Впереди вел проходку мужчина, бывший до бомбежки официантом в некогда знаменитом отеле. Он кое-как протиснулся в брешь, протолкнув вперед свечу. Внутри завала на него навалился кошмар клаустрофобии. Но ведь и все их существование в течение минувшего месяца было таким же кошмаром. Человек энергично врубался коротким ножом, добытым на кухне, в бетонный завал. Сзади были слышны поощрительные и ободряющие крики других. Мужчина ухмыльнулся в полутьме. Пыль, смешавшись с потом, превратилась в крохотные комочки, и они усеяли обнаженные руки и плечи мужчины. Энтузиазм бывшего официанта едва не привел еще к одному обвалу. Когда опасность миновала, он заставил себя быть более осторожным и аккуратным.