Читать книгу "#в_чёрном_теле - Мария Долонь"

– Ага. Радикально.

Он в предвкушении защёлкал ножницами:

– Ну чего там за таблетки-то были, поведай.

– Витазидон, который разрабатывал Вертман и который Арег продавал военным компаниям через Петряева, был препаратом для увеличения выносливости, снижения чувства страха и болевого порога. Человек становился этаким биороботом: сила есть, боли нет. Воткнётся тебе в руку стекло, например, а ты его как занозу вынимаешь и пластырем заклеиваешь. Шоубизу этот витазидон толкали в Vitaclinic – шикарно помогал от неврозов и сценобоязни. Опять-таки, концерт можно доплясать с вывихнутой лодыжкой.

– Клёво! – Дэн аж присвистнул. – У лица каскадик сделать?

– Делай, как мне будет красиво, – Инга нагнула голову, – ага, вот так. А Гнищин, после экспериментов над мышами и собаками, обнаружил интересную побочку – снижение веса. Протестил втихаря на своей Лиде и наладил подпольное производство в том же цеху в Барсучьем, за спиной у Петряева и Арега. Варили в третью смену, по ночам. Рабочим он приплачивал прямо на месте. Проверять было некому – Гнищин там главным технологом числился. Только вот хреновым он оказался химиком. Побочек куча, и какую ни возьми – все страшные. Правда, насколько я понимаю, Веточка смертельно действует далеко не на всех: только при определенном индексе массы тела или если есть в организме слабина – туда и бьёт. Вот Лида была полностью здорова, и Веточка ей почти не навредила. Эвелина тем временем быстро наладила сеть распространения в «Nасвязи»: спрос на их товар оказался колоссальным. Какая женщина не хочет похудеть без усилий?

– Не встречал таких, – хмыкнул Дэн, клацая инструментом около её уха. – Я и среди мужчин таких не видел.

– На слабостях играть легче всего, – продолжала Инга. – Про побочки Паша прекрасно знал: и крысы, и собаки у него гибли регулярно. Он даже нанял догхантера потравить собак в собственном приюте – надо было замять следы своих экспериментов. Слово за слово – оказалось, что этот гондон ещё и дурь подросткам толкает. И этот сукин сын Паша после смерти Эвелины пошёл через него к молодняку. Для Паши это было везение невероятное: подельники-то погибли, а к лёгким деньгам уже привык. И Веточка начала косить подростков. – Инга поймала взгляд Дэна в зеркале. – И знаешь, ведь он считал себя настоящим учёным, вёл подробные записи обо всём, даже о подонках, которые подросткам его колёса толкать начали. Надеюсь, Архаров благодаря его дневникам возьмёт всю эту банду.

– А про кабак и Безмернова расскажи. Что за цирк они там устроили?

– Схема проста как три копейки, прикинь. – Инга даже улыбнулась. – Безмернов толкал Веточку в «Красном коне» и ещё в нескольких точках. Чтобы в случае облавы в самих клубах ничего не нашли, они с Эвелиной держали весь товар в машине. В том самом красном «Мини-Купере», который Никита Бу подарил Джи за молчание. Когда в клуб приходила клиентка, подельник Безмернова Вячеслав Лампов – бармен Славик – устраивал шоу бутылочек, как оно там называется…

– Флейринг?

– Точно. Диджей включал специально заготовленный на этот случай трек. Это был знак для Безмернова идти за товаром. Развлекались так. У «Купера» было три комплекта ключей: один – у Эвелины, один – у Безмернова, один – у Славика. Когда Безмернов упал под поезд, Лампов решил продолжать общее дело в одиночку: влез в машину, забрал оттуда всю Веточку и, не заморачиваясь, отогнал «Купер» на парковку ТЦ «Столица», а Веточку стал держать прямо в баре. Группу «Nасвязи» он, конечно, не вёл и вообще бизнесменом был неаккуратным. Девушки в «40К» обсуждали «Коня» как последнюю точку в Москве. Кирилл туда наведался, ну и накрыл этого Славика с остатками Веточки. Тот ему всё сразу и выдал. С Пашей напрямую он не общался, кто такой Химик – знать не знал. Да и не хотел – боялся его как огня. Так что и этот поток мы перекрыли.

– Скорее жалкий иссыхающий ручеёк.

– Ага. Теперь уж «40К» точно загнётся.

– Слушай, то есть получается, – Дэн на мгновение перестал её стричь, – что дочка Вертмана умерла от разработок своего отца. Вот ведь судьба! Ужас!

– Нет, Дэнушка. Её убили грязные таблетки Гнищина, который возомнил, что равен своему учителю. Но в чём-то ты прав… – Инга вытащила руку из-под простыни, взяла сигарету.

– Не кури здесь!

– Я вот о чём всё чаще думаю… – Инга затянулась и выпустила клуб дыма. – Судьба в том, что Вертман – великий учёный, он своей формулой хотел помочь людям. Но вот кому эти таблетки доставались? Тем, кого жизнь и общество выбросили на обочину и держали в чёрном теле – неустроенным мужикам, которым дали автомат и отправили воевать черт-те куда, за деньги или за идею – неважно, потому что по сути это одно и то же, только обёртка разная. Или молодым девчонкам, которые ради внимания окружающих, да тех же мужиков, только с деньгами, сходят с ума от чужих стандартов красоты, готовы не жрать, подсесть на химию и сдохнуть. Вместо счастья и избавления от страданий – сплошной круг насилия над личностью.

– Ну, это ты загнула, Белова! Не вздумай в Думе такое говорить. Если что, скажу, тебя не знаю. Пусть со своим депутатом Петряевым разбираются.

– Петряев-то исчез опять. – Инга бросила окурок в стакан с водой. – Я уверена, что смерть Арега на нём висит.

– Это только твои догадки?

– Ну, сам подумай. Сделка по купле-продаже клиники происходит за несколько часов до смерти Агаджаняна. А на следующий день после его убийства ко мне в квартиру вламывается телохранитель Петряева в поисках флешки с компроматом.

– И ведь опять уйдёт.

– Ну, хотя бы у него сейчас не очень радужные времена. Vitaclinic прикрыли, цех в Барсучьем – тоже, уголовное дело по таблеткам не замнёшь: я его на всю страну раструбила. Партнёры его не очень довольны, не сомневаюсь. А ребята они серьёзные. Самое время Петрушке снова валить за кордон. Тут другое интересно.

– И что? – Дэн отошёл на пару шагов, как художник, который оценивает свою картину.

– Кирюхе нашему Архарову позвонили вчера и сказали, что внутреннее расследование закончено и он может возвращаться на работу. Так что дело было явно не в жалобе педофила. Нет Петряева – нет дела.

– Кстати, как там наш Холодильник себя чувствует?

– Знаешь, ничего. Ожоги заживают, порезы уже зажили. Рвётся на работу, извела в больнице весь персонал. Периодически рыдает: невиновность Вертмана стала для неё огромным потрясением.

– В положительном смысле, надеюсь?

– Конечно!

– Ничего, скоро выпишут, вернётся обратно к своим возлюбленным трупам. Слушай, – Дэн сделал театральную паузу, – как ты догадалась, что это был Гнищин? Я так и не понял. Расскажи мне, пока мы тут одни.

– Если конспективно, то пуговица и сахар.

– Ты даже до ста сорока знаков не дотянула. Давай подробности!

– Тогда лови лонгрид. Я после пожара хотела статью написать. – Инга задумалась. – Вертман вроде признался, мотивы налицо, а в голове всё равно не складывается. И вот сижу я перед телевизором, тупо смотрю какой-то Fashion-канал. И вдруг – на одной из моделей вижу костяную пуговицу, продолговатую такую, на толстом шнурке. И у меня как щёлкнуло! У Безмернова, когда он под поезд упал, были точно такие же на куртке. И одну так и не нашли. И вот представь: я вдруг вспомнила, что тогда на маскараде, в ночь смерти Лиды, Паша суетился вокруг тела и вертел в руках… именно эту пуговицу!