Читать книгу "Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - Надежда Мамаева"

Сейчас мы напоминали оголенные провода.

— Ненавижу! — простонал Брок. — Ненавижу тебя за то, что до одури люблю и ничего не могу с этим поделать.

Его воля и самоконтроль полетели к чертям. Я почувствовала это каждой клеточкой тела.

Больше разговоров не было.

Когда Брок схватил меня, я попыталась его оттолкнуть. Слабо, скорее борясь с собой, чем с ним. И даже это сопротивление далось мне безумно тяжело. Тело, как оказалось, не забыло его прикосновения, ласки, поцелуи.

Я не помню, как мы оказались в доме, на кровати. Внутри все горело огнем.

Брок придавил меня своим телом, буквально впечатал в простыню, продолжая целовать. Это казалось сплошным сумасшествием. Одно помешательство на двоих, когда на пол летит одежда, сливаются стоны и хрипы, тело сжимают сильные руки, словно заявляя о своем праве на обладание.

Я больше не сопротивлялась. Не хотелось игры, томительных ласк. Мне нужен был Брок, нужен до боли. Слияние тел. Слияние душ.

Его шепот:

— Ты мне необходима, безднова ведьма, просто необходима.

Мой срывающийся хриплый, безумный крик:

— Брок!

Его толчки, мои ноги, обвивающие его поясницу, губы, что распухли от поцелуев, но все никак не могли остановиться, ногти, впившиеся в спину и расчертившие ее новыми шрамами, — мы брали друг друга, пили, не замечая ничего вокруг.

Мы потерялись во времени и пространстве, и ни один из нас не хотел возвращаться из этого небытия.

Уже под вечер, когда дракон нежно обнимал меня за плечи, думая, что я уснула, до моего слуха донесся шепот:

— Как же я ждал тебя… Моя несносная рыжая, моя любимая…

Это признание заставило открыть глаза.

— Брок, — протянула я сонно, — а не было ли еще чего в том молоке в ночь на Сейринк?.. Ведь ты же меня ненавидел.

— А не было ничего тогда, — огорошил меня дракон.

От такого заявления слетели остатки дремы. Я даже села, в последний момент поймав край одеяла, что норовило сползти вниз, оголив грудь.

— Как не было, ты же сам признался утром…

— Если бы ты знала, каких усилий мне стоило остановиться тогда, сколь велико оказалось искушение… — Брок притворно вздохнул. — Ты была такая желанная, яркая, близкая, я уже почти сорвался, но понял: не хочу так, в дурмане и беспамятстве. Я желал видеть твои глаза, не затянутые поволокой макового молока, знать, что ты отдаешься мне по собственной воле, а не из-за действия отвара. Лекса, между нами не должно быть ничего и никого. Только ты и я.

Я ничего на это не сказала. Зато сделала: поцеловала.

Брок, как истинный командующий, провел контрнаступление, и в результате поцелуй перешел в иную, горизонтальную плоскость.

— Искусительница… — простонал мне в губы дракон. — Рыжая несносная ведьма, в которую я влюбился, когда поймал с того злополучного дерева.

— Когда требовал, чтобы я приняла долг? — уточнила лукаво.

— Да, — усмехнулся дракон. — К слову о долгах. Ты не хочешь мне прямо сейчас кое-что отдать?

— Мм? — Я удивленно изогнула бровь.

— Супружеский долг, например… За лето по нему накопились изрядные проценты.

Нет. Это не дракон. Это еврей с крыльями!

— Скряга! — в шутку попыталась укусить этого евреистого дракона.

— Нет. Просто я очень рачительный кнесс, мечтающий о маленьких рыжих дракончиках…

А я поняла: даже потеряв голову от любви, этот хитрый манипулятор умудряется плести свои интриги. В моем случае — привязать к себе как можно крепче. Что ж, в кои-то веки я была совсем не против.

ЭПИЛОГ

Я сидела у окна, глядя вдаль. Весна — самое время начать новую жизнь. Особенно когда она, эта жизнь, так и просится наружу.

— Потерпи еще немного, — положила руку на живот.

Словно в ответ, ладонь пнули изнутри. Не сильно, но ощутимо. Прошло чуть меньше восьми месяцев после нашего с Броком выяснения отношений. Невольно улыбнулась. Это сейчас все кажется простым и понятным, а тогда… Страсти бушевали долго. Брок не единожды клялся, и не только в любви.

Я действительно ушла из подземелья раньше и не увидела, как дракон отклонил щедрый дар Марны. Зато именно он убедил ее, что после победы нужно провозгласить его новым кнессом. «Чтобы ты смогла передать печать правителю Верхнего предела. Иначе неисполненная клятва выжгла бы тебя». На мое риторическое: «Получается, ты использовал Марну!» — мой дракон лишь пожал плечами и ответил, что не более, чем она его, подбираясь к Вьельму.

К слову об энге: тот остыл и изменил свое мнение о брате. Ныне правитель оплота не считает Брока предателем. А уж когда Брок вернул ему его жену… Марна отчаянно сопротивлялась, но поделать ничего не смогла. И я ее понимала: не больно-то воспротивишься, если тебя хватают здоровенные когтистые лапы дракона и, не особо церемонясь, тащат в облака, на парящую твердыню.

Супруг, вновь обретший жену, посчитал за лучшее обеспечить ее безопасность. Полную безопасность. Теперь Марна была скорее пленницей, чем хозяйкой в замке энга. Единственное, что ей осталось, — это смотреть через зарешеченное окно на то, как ее родная твердыня медленно, но верно опускается все ниже, становится все меньше и меньше, постепенно истаивая.

А вот Йон о безопасности своей рыжей спутницы не заботился никак. Хотя исправно кормил ее, холил и лелеял, но не желал отвечать на ее матримониальные чувства. Я даже как-то в шутку обронила, что она обидится и уйдет когда-нибудь в лес к лису, который оценит ее по достоинству. Как в воду глядела.

Скоро не только я смогу ощутить все прелести материнства, но и у рыжухи появится свой выводок пушистых колобков. Правда, до этого приплода я все же подозревала в Патрикеевне оборотня, хоть и не совсем правильного…

Когда же, вздохнув, поведала Йону о своем разочаровании, шкура меня огорошил: Рыжая-таки была перевертышем, только наоборот. Звериная натура главенствовала и в образе лисы, и в облике, что отдаленно напоминал человеческий: с руками, покрытыми шерстью, короткими пушистыми ногами и лицом, которое выстилал густой пушок. Но, даже будучи почти очеловеченной, рыжая не разговаривала, а тявкала. Альнуры, а именно к такой разновидности оборотней относилась Патрикеевна, были скорее животными. Своей звериной сутью лисица тянулась к более сильному, Йону, как к тому, кто даст ей отменное потомство.

Вот только шкура отчего-то быть племенным производителем маленьких лисят не захотел. «Я все-таки человек. Даже в звериной шкуре мыслю не как животное, полностью сохраняю разум. И детей, своих волчат, хочу от человеческой женщины», — заявил мне блохастый. Впрочем, не только на словах Йон предпочитал девиц. Он засматривался, да и не только засматривался, на каждую симпатичную мордашку и практиковался в упражнении «как стать отцом». Видимо, боялся в ответственный момент зачатия сплоховать и загодя оттачивал мастерство.