Читать книгу "Эхо - Пэм Муньос Райан"

Айви взяла в руки свою новую флейту — подарок Кенни. Она сперва отказывалась ее брать, говорила, что подарок слишком дорогой. Но Кенни сказал, что ничего подобного. Во-первых, он пообещал ей тогда вернуть губную гармошку и не вернул. Он хранил гармошку вместе с медалью Пурпурного сердца [36] в той же шкатулке, где лежали медали его отца за Первую мировую. А во-вторых, она, Айви, спасла ему жизнь. Может, это и не совсем правда. Но если бы она не дала ему с собой свою губную гармошку, может, Кенни сейчас не было бы в живых.

Все говорили, что случилось чудо. Кое-кто утверждал, что это промысел Божий. Другие — что так сложились звезды и что ему еще время не пришло умирать. Но даже те, кто считал, что ему просто повезло, оставались под впечатлением и стремились пожать Кенни руку, чтобы и к ним прилипло немного его удачи.

Айви уже столько раз слышала эту историю, что выучила ее наизусть. Как ни странно, ей никогда не надоедала эта таинственная повесть.

Губная гармошка Айви стала для Кенни счастливым талисманом. Он всегда носил ее в нагрудном кармане, где другие солдаты носили кроличью лапку или религиозный знак. Она стала такой же неотъемлемой частью его военной формы, как идентификационный медальон, который полагалось носить на шее.

Отряд Кенни был занят обычным патрулированием в лесистой местности, и вдруг они попали в засаду. Пули свистели у самого уха. Кенни обожгло ногу, и он почувствовал, как кровь стекает в сапог. Падая, он схватился за грудь. Высоко над ним качались сосны. Потом весь мир потонул в ослепительной белизне. А потом наступила чернота.

Кенни очнулся в здании старого склада, где был устроен немецкий лагерь для военнопленных. Он находился в лазарете. С ногой дело было плохо. Вокруг хлопотали три молоденькие медсестрички. Кенни то приходил в себя, то у него начинался бред. Его лихорадило, был жар, и девушки вытирали ему лоб. В минуты просветления он видел, как они поправляют ему подушку и одеяло, как склоняются над ним с надеждой. И слышал их шепот:

— Живи! Ты должен жить!

Иногда они читали ему сказки из старинной книги — о прекрасных замках, изгнанных принцессах, о ведьме, о необычном мальчике, о сиротах и о девочке, бегущей через апельсиновую рощу. В самый темный час, когда казалось, что он умирает, они ему пели.

Голоса их были так прекрасны, словно из иного мира, они дарили радость и силы. Песня словно звала его, умоляла держаться, как будто они просили не только о его жизни, но и о своей собственной.

Однажды ночью он пошел на поправку. Жар спал, и Кенни проснулся голодный как волк. Лунные лучи падали через открытое, хоть и зарешеченное окно, и у постели на полу лежали полосы света. Кенни улыбнулся трем девушкам — они так и не отходили от него. Они улыбнулись в ответ и дружно кивнули, взявшись за руки. Но не успел он вымолвить хоть слово, как они унеслись в ночь, в иное пространство и время.

Утром он спросил немку-медсестру по имени Элизабет, что это были за девушки. Хотелось сказать им спасибо. Куда они пропали? Может, они были волонтерками? Вернутся они еще?

Элизабет ответила, что к нему никто не приходил. Возможно, от лекарств, которые он принимал, у него возникли галлюцинации. Многим солдатам в лазарете мерещится всякая всячина. Кажется, он говорил, что у него дома остались мать и две сестры? Быть может, они ему и привиделись. Медсестра погладила его по руке, сказала, что все это случилось лишь в его воображении, и стала расспрашивать о его настоящих родных в Америке.

Он сам не заметил, как рассказал ей, что раньше играл на скрипке, а сестры — на флейте, рассказал о потайной комнате, где отец спрятал два пианино, рояль и десятки других музыкальных инструментов.

Элизабет в ответ рассказала, что ее отец когда-то играл на виолончели в Берлинском филармоническом оркестре, а младший брат — очень способный музыкант, и будь все по-другому, непременно попробовал бы поступить в консерваторию. Кенни улыбнулся. Ему понравилось, что она так трогательно гордится братом.

Кенни стал в лазарете местной знаменитостью. Пленные, по большей части французы и американцы, и даже немецкие охранники приходили к нему и просили показать талисман, который спас ему жизнь.

Он никогда не отказывался. Вынимал из кармана талисман и показывал всем, держа на ладони.

И каждый раз заново удивлялся чуду — искореженной губной гармошке. В ней засела пуля, которая летела ему прямо в сердце.

Айви поправила ноты на пюпитре. Ей нравились мелодии из оперы «Порги и Бесс», нравилась «Рапсодия в стиле блюз», но весь вечер она ждала песню Роджерса и Хаммерстайна из мюзикла «Юг Тихого океана». Спектакль она уже видела дважды — один раз год назад, когда только-только переехала в Нью-Йорк, а второй — вчера вечером, с Кенни.

На сцену вышел дирижер, Фридрих Шмидт, и вслед за ним — пианист, Майкл Фланнери. Он должен был участвовать во втором отделении концерта, а в финале исполнить соло. Затем появился баритон из «Метрополитен Опера», Роберт Меррилл, тоже в черном фраке, поклонился публике и сел рядом с дирижером. Зрители захлопали в приятном предвкушении.

Началась великолепная увертюра. Сюжет мюзикла словно заново увлек Айви в захватывающее путешествие. Это была смелая постановка о дискриминации и несправедливости. О любви героини пьесы к мужчине, у которого были дети от женщины другой расы, и о том, как она старается с ними свыкнуться. О любви солдата к прекрасной меланезийской девушке, которую может не принять его семья на родине. История на фоне войны и нетерпимости — обе темы были Айви слишком даже знакомы.

После увертюры Роберт Меррилл исполнил «Моя девушка на родине», «Моложе весны», «Ненависти учат с детства» и «Мечта почти сбылась». После каждой песни публика устраивала овацию. В зале нарастала мощная энергетика.

Фридрих Шмидт вновь поднял дирижерскую палочку. Роберт Меррилл приготовился петь. Майкл Фланнери начал фортепианную прелюдию — свою собственную аранжировку «Волшебного вечера». Сперва он играл медленно, будто колыбельную, потом все громче, словно буря, и под конец куплета музыка вновь зазвучала плавно и спокойно.

Дирижер дал знак оркестру.

Роберт Меррилл начал арию «Волшебный вечер».

Айви выдохнула в отверстие флейты. Она следовала за музыкой, целиком захваченная нежным, проникновенным рассказом о любви, от которого слезы наворачивались на глаза.

В тот волшебный вечер Зов судьбы услышишь, Бросайся навстречу Голосу из толпы. Спеши прямо к ней, Назови своей! Одинокий койот Мимо жизни пройдет.

Айви казалось, будто ее коснулось волшебство. Встречаясь взглядом с другими музыкантами, она видела, что и они чувствуют то же самое.